– Зря ты так! – Наталья подлила Кириллу еще чаю. – Почему ты никак не можешь смириться, что у Вари – своя жизнь, у Вадика – своя жизнь, и они реально имеют право строить ее, как считают нужным? Вы – мужики – жуткие собственники, любую девушку рассматриваете, как свою! И что у вас за натура такая странная?
– Да нормальная натура. Спасибо! – Кирилл принял у Натальи кружку с чаем. – Что касается меня, то мне просто хочется дождаться от Вари элементарной благодарности за то, что я ее вытянул из той прорвы, в которой она торчала. Она же и словом не обмолвилась, а с моей точки зрения – это неблагодарность. Вот и всё. И Вадим, кстати, тоже мог бы сказать спасибо – за то, что я ему невесту, практические, обеспечил.
– Но ведь ты никому ничего толком не рассказывал! – Наталья всплеснула руками. – А тебя, между прочим, просили изложить всё в подробностях. Ты и в прошлом году ограничился только намеками. Типа гордый? Типа, она – т. е. Варя – должна сама обо всем догадаться, а ты будешь напыщенно молчать и требовать какой-то там благодарности? А за что тебя благодарить?
– Ладно! – Кирилл раздраженно покрутил шеей. – Ты меня извини, я не должен был тебя грузить своими переживаниями. Тяжело пересмотреть эту ситуацию, но я пытаюсь. Обещаю, больше – ни-ни! Ладно, а что еще новенького?..
* * *
И все завертелось по новой. Учеба, учеба, учеба. Работа, работа, работа. В перерывах между учебой и работой – краткие поездки домой. Рутина, которая, крути ни крути (и даже если с точки зрения несведущих людей – она вообще за гранью), постепенно становится привычной и почти уже неинтересной. Дни делились на пары, лабораторные, поездки в МИД и ДЗ – всё остальное пролетало в фоновом режиме, почти не оставляя следа. Ну, кроме встреч с Машей, само собой.
Она позвонила через две недели и пригласила Кирилла к себе домой. Пригласила, пообещав, что кроме Кирилла никого не будет, и что никто им не помешает. И программа вечера уже готова, и она будет интересной.
– А что она имеет в виду под «интересной программой»? – после звонка Маши настроение у Кирилла сильно поднялось, и он, с периодичностью несколько раз в день выдавая на гора каламбуры (плоские или не плоские, судить было некому), начал готовиться к встрече. Впрочем, готовиться – это слишком сильно сказано, но минимум – предвкушать.
Рандеву состоялось в субботу. Вечером. Кирилл заехал в крутой супермаркет и долго прохаживался по рядам, прикидывая, с чем идти в гости. В итоге купил просто красивый торт. Обошелся без бутылок.
Маша действительно была одна – в огромной квартире, в которой спокойно можно было играть в футбол. Она даже всех служанок выгнала (насколько Кирилл знал, служанок числилось аж три, и их специально приставили к Маше, чтобы обеспечить наследнице комфорт и уют). Но что самое-самое поразительное – когда Кирилл пришел, Маша что-то сама пекла! Своими ручками!
Факт за гранью, и Кирилл даже не смог его прокомментировать (принимая во внимание, что девушки ранга Маши обычно даже не знают, как открывать кран в раковине, чтобы ополоснуть тарелку после завтрака-ужина-обеда). Но дежурные комплименты он все же высказал и постарался сделать так, чтобы комплименты получились неизбитыми и искренними. Ну, а вскоре они сели ужинать. Для начала.
– Расскажи мне о Силе! – попросила Маша. – Мне очень интересно, но я многого не понимаю.
– Я тоже многого не понимаю. – Кирилл не стал изображать из себя всезнайку. – Я просто пользуюсь возможностями, что мне предоставляются – а кто мне их предоставляет, я толком сказать не могу. А что касается Силы, Кастанеда у тебя есть?
– Конечно. А что именно?
– «Дар Орла».
Маша быстро принесла книгу. Кирилл обратил внимание, что книга выглядела потрепанной – ее много читали.
– Изучаешь? – улыбнулся он и нашел нужную страницу. Слушай!
«Дон Хуан был очень скупым на информацию о своем прошлом и своей личной жизни. Его сдержанность была главным образом дидактическим средством; насколько это касалось его самого, то его время начиналось с того момента, когда он стал воином.
Все, что случилось с ним раньше, имело очень мало значения.
Все, что мы с Гордой знали о его ранней жизни, – это что он родился в Аризоне от родителей индейских племен яки и юма. Когда он был еще ребенком, его родители перевезли его жить к индейцам яки, в северную Мексику. В 10-летнем возрасте он был вовлечен в водоворот войн яки. Его мать была убита, а отец захвачен в плен мексиканской армией. И дон Хуан, и его отец были сосланы в центр для перемещенных лиц на крайний юг штата Юкатан. Там он и вырос.
О том, что происходило с ним в течение этого периода, он нам никогда не рассказывал.
Дон Хуан считал, что нет необходимости говорить нам об этом. Я считал иначе. То значение, которое я придавал этому отрезку его жизни, исходило из моего убеждения, что все отличительные черты и характер его лидерства закладывались в том опыте, который он приобрел именно в то время.
Однако не этот опыт, каким бы важным он ни был, делал его столь неизмеримо важной фигурой в наших глазах и в глазах его других компаньонов.
Его выдающееся положение покоилось на том случайном акте, путем которого он вошел в «правило».
Быть вовлеченным в правило все равно, что жить в мифе. Дон Хуан и жил мифом – мифом, который поймал его и сделал нагвалем. Он сказал, что когда правило поймало его, он был агрессивным и ненадежным человеком, живущим в изгнании, как тысячи других индейцев яки северной Мексики жили в то время.
Он работал на табачной плантации в южной Мексике. Однажды после работы во время чуть ли не роковой стычки из-за денег со своим товарищем по работе он получил пулевое ранение в грудь. Когда он пришел в себя, над ним стоял старый индеец, ощупывающий ранку в его груди. Пуля застряла в мышцах ребра, не пробив грудь. Дон Хуан два-три раза терял сознание от шока, потери крови и, как он говорил, от страха перед смертью. Старик-индеец вынул пулю, и поскольку дону Хуану некуда было идти, взял его к себе домой и выхаживал в течение месяца.
Старый индеец был добрым, но жестким. Однажды, когда дон Хуан достаточно окреп и почти выздоровел, старик дал ему сильный удар в спину и заставил войти в состояние повышенного осознания. Затем, без всяких дальнейших церемоний, он открыл дону Хуану часть правила, относящуюся к нагвалю и его роли.
Дон Хуан проделал в точности ту же самую вещь со мной и Гордой: он заставил нас смещать уровни осознания и рассказал нам правило нагваля в следующей форме:
Сила, которая правит судьбой всех живых существ, называется орлом, но не потому, что это орел, или имеет что-либо общее с орлом, или как-то к нему относится, а потому, что для видящего она выглядит, как неизмеримый иссиня-черный орел, стоящий прямо, как стоят орлы, высотой достигая бесконечности.
Когда видящий смотрит на черноту, которая является орлом, четыре вспышки света освещают то, чем он является. Первая вспышка, подобная молнии, помогает видящему охватывать контуры тела орла. Тогда можно видеть белые мазки, которые выглядят, как перья. Вторая вспышка молнии освещает колышущуюся, создающую ветер черноту, которая выглядит, как крылья орла. С третьей вспышкой света видящий замечает пронзительный нечеловеческий глаз. А четвертая и последняя вспышка открывает то, что орел делает.