А Власову оставалось выполнить приказ императрицы.
Он и выполнял…
За дверью в коридоре послышался голос Виктора:
– Госпожа Леньяни, поторопитесь, ваш выход!
Пьерина откликнулась из второй комнаты:
– Иду, иду-у…
Матильда торопливо прикрепляла к волосам головной убор.
Дверь дернулась, державшая ее палка тоже, но пока выдержала.
– Что это, князь, помогите открыть.
Покосившись на дверь, которую вот-вот просто выломают, Матильда поправила последнюю шпильку и выскочила в коридор, с размаху наткнувшись на ассистента.
Тот ахнул:
– Матильда Фе…
– Держите, – указала ему на дверь Кшесинская.
– Но как же?..
– Продержитесь полминуты.
– Меня уволят!
Но Матильда уже не слышала, спеша к выходу на сцену.
По пути ей пришлось юркнуть за спины выпорхнувших со сцены танцовщиц кордебалета, чтобы не попасть на глаза очередному агенту Власова, а потом и вовсе остановиться, соображая, что делать, потому что он сам стоял у кулисы рядом с Иваном Карловичем.
Оставался один вариант – попытаться обежать вокруг, чтобы выйти с другой стороны, но, прислушавшись, Матильда поняла, что не успеет, к тому же в конце коридора послышался шум – Леньяни явно вырвалась из гримерки. Оставалось одно – проскользнуть на сцену прямо перед носом у Власова.
Ее саму уже увидел и замер в ужасе Иван Карлович. Но деваться некуда, Матильда побежала к сцене.
– Госпожа Леньяни, быстрей, ваш выход, – директор сделал вид, что не узнал.
До заветной цели оставался всего один шаг, когда стан Кшесинской вдруг обхватили сильные руки Власова:
– Госпожа Кшесинская, я вас ждал… Не вздумайте разбить мне нос еще раз.
Директор стоял навытяжку, понимая, что все пропало. А мимо них пробежала Леньяни, на миг остановившись и сунув кукиш прямо под нос Матильде:
– Вот тебе!
Власов невольно расхохотался:
– Ну и цветник у вас, Иван Карлович. Держите эту розу, я хочу посмотреть, как будет танцевать Леньяни.
Теперь стан Матильды обхватили руки директора. Она стояла, кусая от досады губы. Столько усилий, чтобы все сорвалось в последнюю минуту!
А на сцене Леньяни раскланивалась перед исполнением своей вариации, публика, зная, что сейчас последуют знаменитые фуэте, устроила итальянке овацию. Пьерина любила и умела принимать восторг зрителей, она все кланялась в разные стороны, особенно низко и старательно в сторону царской ложи.
Пользуясь шумом и овациями, Иван Карлович вдруг прошипел:
– Сопротивляйся.
– Что? – не сразу поняла его Кшесинская.
– Чего стоишь, дура?
В следующее мгновение от сильного толчка Матильды он просто полетел на Власова, опрокинув того на пол. Из-за бурных аплодисментов публика происшествия за кулисами не услышала.
Матильда попросту перепрыгнула через Власова, которому никак не удавалось быстро подняться из-за цеплявшегося за него Ивана Карловича, и выпорхнула на сцену.
Позади полковник наконец избавился от директора, шипя:
– Раззява!
Но было уже поздно – вторая балерина встала рядом с Пьериной Леньяни!
Эту вторую император и дамы, сидевшие рядом с ним в ложе, могли узнать и без бинокля, но Николай прижал бинокль к глазам – Матильда Кшесинская тоже встала в позицию для фуэте!
Дирижер тоже обомлел, но привычно взмахнул палочкой в знак начала первого такта. Публика уже привыкла к фуэте, знала, что это такое и сколько оборотов должно быть, а потому принялась считать вслух. Две балерины даже лучше, чем одна.
Матильда сделала два глубоких вдоха, чтобы взять себя в руки и настроиться на выполнение так долго репетируемых вращений.
Нужно выбрать точку, с которой нельзя спускать взгляд – в этом секрет равновесия балерины при вращениях. Ну, кто же еще мог быть избран, как не Ники! Николай увидел, как Матильда уставилась прямо ему в глаза, вернее, на его бинокль.
Две балерины начали вращение синхронно, это было так красиво, что публика ахнула, раздались аплодисменты.
Только не сбиться, плевать на все аплодисменты, теперь главное – удержать Ники с биноклем в качестве опорной точки.
Мария Федоровна тоже поняла, кто на сцене, не веря своим глазам, она поднесла бинокль к лицу. Да, Кшесинская выступала-таки в праздничном балете, несмотря на все обещания Власова не подпускать ее ни к Ники, ни к театру! Эта нахалка не просто танцевала, она не спускала глаз с императора, поворачиваясь и снова глядя в царскую ложу.
Аликс поняла, что что-то не так, но у нее бинокля не было.
Видя, как жадно смотрит на сцену Николай, она начала понимать, кто именно крутит те самые фуэте.
– Ники, позволь мне… – Он даже не услышал, пришлось попросить громче: – Дай, пожалуйста, бинокль.
Николай вынужден был отдать, но при этом еще и повернуться к супруге.
Это был уже двадцать восьмой оборот, но, повернув голову, Матильда не увидела ни бинокля, ни головы самого Николая в нужной точке! Глаза метнулись в поиске, и… голова закружилась, и Матильда попросту рухнула на сцену!
Публика ахнула, а Пьерина с честью закончила коронный номер, принявшись раскланиваться под бурные аплодисменты публики.
– Занавес! – завопил Иван Карлович.
Рабочие сцены, словно того и ждали, – тяжелые полотнища поползли с двух сторон к центру, грозя уронить теперь уже Леньяни. Та снова с честью вышла из положения – скользнула вперед и осталась перед закрывающимся занавесом.
– Куда?!
Но голоса разъяренного Власова не слышал уже никто, только Иван Карлович продолжил валять дурака, разводя руками:
– Я хотел как лучше, там балерина валяется…
Полковник поспешил в царскую ложу, ему предстояло неприятнейшее объяснение с императрицей, вернее, уже императрицами… Послезавтра таковой станет и Александра Федоровна.
А Иван Карлович бросился к сидевшей на полу Кшесинской:
– Не разбились, Матильда Феликсовна?
– Нет, спасибо.
К ним подоспел и Виктор. Глядя вслед Власову, Иван Карлович вдруг рассмеялся:
– Теперь он точно посадит меня в Петропавловку.
Ассистент напомнил:
– Вы сказали, что сначала расстреляет.
– Теперь все равно! – махнул рукой почему-то счастливый директор. – Зато не буду волноваться.
Когда Матильда упала, Ники не сдержался и ахнул:
– Маля!
