Чем ближе мы подходили к моему подъезду, тем сильнее у меня от всех этих воспоминаний гудела голова.
Пашка мялся. Ему не хотелось уходить, и он мямлил:
– Давай еще погуляем, а?
Я кивала головой и вспоминала совершенно глупую статью в журнале. «Девушка спросила парня, считает ли он ее симпатичной. Тот сказал „нет“. Она спросила, хотел бы он быть с ней навсегда, и тот снова сказал „нет“. Тогда она спросила его: если бы она ушла, заплакал бы он? И ответом было „нет“. Девушка услышала достаточно. Повернулась, чтобы уйти. Парень остановил ее и сказал: „Ты не симпатичная, нет, ты прекрасна. Я не хотел бы быть с тобой навсегда, мне это НУЖНО. И я бы не плакал, если бы ты ушла, я бы умер“.»
Умереть, что ли?
Полуподвальные окна были темны. День за днем. Никто не выходил из мастерской…
Дома я включила музыкальный центр на полную громкость, забралась на кровать с ногами, обнялась с подушкой.
Через минуту мама уже стучалась ко мне.
– Я никого не хочу видеть! – крикнула я. Но музыку перекричать было невозможно, и мама вошла. После долгого препирательства выяснилось, что звонил Пашка, хотел узнать, как у меня дела.
– Как сажа бела, – пробормотала я, готовая разреветься от собственного бессилия.
Я отлично все понимала. Макс невероятно красив, обаятелен, галантен, богат. Кто я рядом с ним? Обыкновенная неудачница! И как я могла с ним спорить? Надо было со всем соглашаться. Не хочешь, чтобы тебя защищали? Пожалуйста. Не хочешь, чтобы я ездила на конюшню? Сколько угодно! Только будь! Со мной, просто стой рядом…
Я завыла от тоски, но очередной музыкальный пассаж скрыл звериные звуки от окружающих.
А ночью мне снова приснился Макс. Он сидел на подоконнике, но в этот раз не оборачивался. Я захотела к нему подойти, но он соскользнул с покатого края и рухнул вниз, мгновенно превратившись в большую черную птицу.
– Не уходи! – заплакала я. И проснулась.
В окно било солнце, но утро для меня было пасмурным. Смотреть на мир не хотелось. С каким бы удовольствием я спрятала голову под подушку и не вылезала бы из-под нее до скончания веков!
Я выползла на кухню и тяжело опустилась на стул. Сегодня мы с мамой смотрелись полной противоположностью. Улыбчивая, подтянутая мама была одета в облегающие джинсы и белоснежную рубашку с длинными, прикрывающими кисти манжетами. Вид был обалденный. Почему я не могу быть такой же сильной и уверенной в себе? Я же ее дочь! Значит, во мне тоже все это есть!
На еду даже смотреть расхотелось. Я тянула остывший кофе, совершенно не чувствуя вкуса.
Кто мне мешает просыпаться по утрам с улыбкой на лице, с удовольствием принимать холодный душ, пить яичную болтанку, всегда держать подбородок высоко поднятым и никогда не сомневаться в себе и в своих поступках? Никто. Только я сама.
– Май, а не сходить ли нам сегодня вечером в бассейн?
– Я не хочу в бассейн.
Кофе стал совсем безвкусным, и я вылила остатки в раковину. Сесть, что ли, на диету? Вдруг поможет прочистить мозги?
– Мама, ты любишь папу?
– Сейчас уже тяжело сказать. – Мамин взгляд стал неприятным. Она слишком внимательно на меня смотрела, словно делала рентген души. – Нам вместе хорошо. И станет плохо, если расстанемся.
– А что ты делаешь для того, чтобы вы были вместе?
– Что я делаю? – Мама оглядела кухню. – Просто живу. Ну что, идем в бассейн?
– Я поплаваю в ванной, – отказалась я от заманчивой перспективы с пользой провести вечер. – И еще мне надо готовиться к курсам. У нас задание на дом.
– Умойся и будь умницей! – Мама чмокнула меня в затылок и унеслась на работу.
Вот и поговорили… Они вместе, потому что они просто есть. А я не есть, поэтому со мной никого нет.
Я врубила холодную воду, переключила на душ, недрогнувшей рукой сняла пижаму и перешагнула белый бортик. От воды веяло холодом, и я не сразу решилась забраться под нее. Сначала сунула под воду голову. Мозги заклинило, мне захотелось закричать, я качнулась, и ледяной жар пронесся по телу. Я сжала зубы и держалась за стену, заставила себя еще немного постоять под душем, словно наказывая за все страдания прошедших дней.
На улицу я вышла в более-менее собранном состоянии и даже успела удивиться вновь появившимся возле подъезда старушкам.
– Здравствуй!
Я несколько дней не слышала Маринки, поэтому от внезапного приветствия вздрогнула. Девочка снова сидела в окне и задорно улыбалась. Из пледа виднелась ее бледная мордашка.
– Привет, Маринка! – махнула я ей рукой. – Как твои дела?
Маринкина улыбка вполне заменяла хорошую порцию солнца – такая она была добрая.
– Я болела, – сообщила мне Маринка. – А потом пришел Максим, и все прошло.
– Куда пришел? – не поняла я.
– Сюда. – Маринка кивнула себе за спину, где, видимо, стояла ее кровать. – Он сказал, что все будет хорошо, и взял меня за руку.
Я невольно перевела взгляд на Маринкины руки. Были они тоненькие как тростиночки. И вдруг вспомнила, что Макс всегда ходит в перчатках. Видимо, ради больной он их снял.
– У него такие холодные пальцы, – кокетливо дернула плечиком Маринка.
– А что потом?
Я прикинула, как Макс забирался к Маринке в комнату. Вряд ли он пришел через дверь, скорее через окно. А здесь все же два метра высоты. Он с собственной табуреткой сюда пришел?
– Ничего, – развела руками Маринка. – Он ушел, а я уснула.
– Здорово, – прошептала я, отходя в сторону.
Тайн прибавлялось. Может, попросить Маринку, чтобы Макс в следующий раз попробовал допрыгнуть до двенадцатого этажа? И выйдет все как в сказке про Конька-горбунка. Сначала не допрыгнет три бревнышка, потом два, а затем, глядишь, он уже и на подоконнике сидит и лечит меня от моего же собственного идиотизма…
Я успела дойти до школы, когда поняла смысл Маринкиных слов. Макс приходил к ней в гости. Он никуда не уехал! Он в городе!
– Маркелова! – Крыска Лариска шарахнулась от моего крика. Я ухватила зверька за хвост, чтобы он не убежал далеко. – Как дела?
– Плохо, – состроила Лерка печальное лицо.
Я чуть не повелась на это и не спросила, что случилось, но вовремя вспомнила, что у готов по жизни все плохо. – Скоро придет смерть – и мы должны встретить ее достойно.
Я согласно кивала. Конечно, придет, куда же от нее деться!
– Что ночью? Все тихо?
Дракон! Мне нужен был Дракон.
– Да пребудет с нами ночь и тьма! – стрельнула на меня красными глазами Лерка. Кажется, она сегодня в ударе. – Главное, день пережить, а там наступит наше время!
