И вновь моя бедная голова уткнулась в колени. Как же все глупо! Ни жить нормально не могу, ни умереть.
От пруда тянуло сыростью. Еще немного посижу, и воспаление легких мне обеспечено, тогда мое пребывание на земле будет вопросом времени. И главное – никто не виноват. Болезни не спрашивают разрешения. Они приходят и несут с собой смерть.
Как же легко, когда за тебя решает кто-то. Потому что решать самой у меня не получалось. Я пыталась найти лазейку в словах Леонида Леонидовича, мне казалось, что еще можно все исправить. Пускай это была человеческая логика, но безвыходных ситуаций не существует. Пока ты жив, всегда можно что-то придумать. И как только глупые готы могут радоваться смерти? Смерть – не переход из одного состояния в другое, а конец всему. После смерти нельзя встать, отряхнуться и пойти жить как ни в чем не бывало. Смерть – это…
Глава ХVI
Жизнь и другие неприятности
Живому человеку никогда не понять, что такое смерть. Она в чем-то сродни сну – во сне ведь человек себя не ощущает.
Вот и мне поначалу показалось, что я просто уснула. Но на плечи давила небывалая тяжесть, шею ломило – никакой сон, даже кошмарный, не давал таких последствий.
Значит, я все-таки умерла. Бедный Макс! Мне теперь никогда-никогда не увидеть его…
А еще в смерти был странный булькающий звук.
Бух, шлеп, шлеп, шлеп, шлеп…
Буль, шлеп, шлеп, шлеп, шлеп, у-у-уп…
Неужели я смогла утонуть?
Слегка смущало то, что не получалось вспомнить, как я рассталась с жизнью. Способов придумано было много, но ни один, кажется, меня не устроил.
Бултых!
– Teufel!
[22]
Короткий возглас заставил меня рывком выпрямиться. Заныла затекшая шея, перед глазами запрыгали радужные круги.
– Макс!
Кто еще мог пускать «блинчики» по воде в такую темень и ругаться по-немецки!
– Проснулась?
В голове на секунду произошел сумбур. Я пыталась соединить свою смерть, голос Макса и дикую боль в шее.
С плеч что-то поползло. Я машинально схватила нечто мягкое, похожее на мех, и, испуганно взвизгнув, разжала руку.
Темная фигура приблизилась, и я забилась между дубом и неизвестностью, вставшей передо мной.
– Макс!
– Ну что ты… Что ты…
Руки, обхватившие меня за плечи, были ледяными, даже сквозь куртку чувствовалось.
– Маша! Это я!
От знакомого голоса я вздрогнула, и меня затрясло. Не от страха. Пережитый ужас покидал меня рывками, с кровью выдираясь из моей измученной души.
– Макс! – всхлипнула я и попыталась удержаться за него, но непослушные окоченевшие руки никак не могли уцепиться за его рукав. – Где же ты был так долго?
– Мир спасал, – буднично произнес он. Я засмеялась, выжимая из глаз остатки истерики, спросила:
– Что это?
– С утра была куртка, – Макс поправил сползшее с моего плеча меховое нечто. – Что стало к вечеру, я не заметил. Но до недавнего времени курткой и оставалось.
Я вновь нащупала мех и только сейчас сообразила: под пальцами меховая оторочка капюшона. Кстати, чего я сижу? Надо вставать! Однако онемевшие ноги не слушались.
Сон… Точно сон! Ну, какая куртка? Какой Макс, если он сейчас должен быть далеко? Показалось. Ну, конечно, показалось.
Я провела перед глазами рукой, прогоняя наваждение.
Макс выпрямился.
– Обычно, когда избавляются от вампира, крестятся, – пробормотал он. – А это что-то новенькое… – Он так же, как я, махнул перед собой рукой.
– Макс!
Больше сил сопротивляться видению не было, и я подалась вперед. Макс подхватил меня, ставя на ноги.
– Так бы и съел! – Над ухом клацнули зубы, и я окончательно пришла в себя. – Сегодня не завтракал, а также не обедал и не ужинал.
– Ой, не надо, – уперлась я руками ему в грудь.
– Ага! – возмущенно воскликнул Макс. – Мне кусать нельзя, а ей сидеть здесь и мерзнуть можно? Это нечестно.
Руки его заметно ослабли, словно он собирался отпустить меня.
– Ладно, кусай, только не уходи! – шагнула я вперед, и Макс напрягся.
– Не так резко, а то я и правда могу не сдержаться, – прошептал он, чуть отстраняя меня. – Я так давно тебя не видел, что успел забыть, какая ты…
– Давно? – захлебнулась я от возмущения. – Дня не прошло!
– Очень давно, – загадочно улыбнулся он. – Сто лет! Ты не заметила.
– Один день, а ты уже забыл! – кипела я притворным возмущением.
– Больше не уйду. – Макс глубоко вдохнул, словно набираясь сил, и резко прижал меня к себе. – Миру придется подождать, пусть его спасает кто-нибудь другой. Рассказывай, что ты тут делала?
– Я… – Надо было срочно что-нибудь придумать. Что-нибудь… Обязательно… Придумать… – Сидела.
– Зачем? – И вдруг встревоженное лицо Макса озарила улыбка. – А! Я понял! Ты ждала меня. А где удочки? – Он начал преувеличенно-театрально оглядываться.
– Какие удочки? – Все попытки придумать дельное оправдание моему сидению на берегу выветрились из головы.
– Мы же должны были заняться ночной рыбалкой! – Макс улыбался. – Зачем еще назначают свидание на пруду?
– Почему свидание? – Все-таки что-то с моей головой произошло – сегодняшний день вспоминался урывками, память то и дело проваливалась в темные ямы небытия.
– А кто весь день орал «Макс! Макс!»? Я даже поохотиться не успел, все бросил и примчался к тебе. Ты так громко звала меня, что все окрестные олени слышали и убегали.
– Ой… – Воспоминания навалились на меня все разом, и я растерялась. – Поговорить надо. А тебя все нет и нет.
– Поэтому ты разгромила мастерскую и ушла, не закрыв дверь?
По спокойному лицу Макса я никак не могла понять, сердится он или нет. Разве можно сейчас быть таким невозмутимым!
– Понимаешь… – Надо было что-то сказать убедительно, но в голову ничего не приходило. – Я тебя искала…
– И не могла найти, – закончил за меня Макс. Из его глаз на меня смотрела Вселенная, постигшая все сущее. – Честно говоря, я тебя тоже не сразу нашел. Ты спала, поэтому я плохо тебя чувствовал. Когда увидел погром в мастерской, решил: произошло что-то страшное. Помчался сюда, даже переодеться не успел, так и остался в зимней куртке. Хорошо, пригодилась – тебе было холодно. Ты сидела, свернувшись клубком.
– Долго я спала?
В своих словах Макс все время ходил рядом с истинной причиной моего нахождения здесь, и это мне очень не нравилось.
