Беннетт рассмеялся – так порочно и многообещающе, что по спине побежали мурашки. Дыхание обожгло мое ухо, и он спросил:
– Так мне можно быть грубым?
В горле пересохло.
– Даже нужно.
– И я могу извращаться по-всякому? – Я кивнула, и он прорычал: – Скажи вслух.
Я прерывисто выдохнула:
– Я хочу, чтобы ты извращался. Был диким и грубым. Я хочу именно этого.
Он вывернул руку и просунул в меня третий палец, так глубоко, что я почувствовала прохладу обручального кольца и закричала. Большой палец тем временем вырисовывал круги возле клитора, не касаясь, впрочем, нужного места. Шум машин за окном стал тише – только колеса шуршали по асфальту.
– Мы уезжаем из «Коронадо»?
– Да.
– Едем в аэропорт?
– Я что, мало стараюсь? – раздраженно спросил Беннетт.
– В смысле? – смущенно уточнила я.
– Я тут трахаю тебя пальцами, а ты прислушиваешься к тому, что происходит на улице!
Он убрал руку, стащил меня с сиденья и поставил на колени – судя по всему, у себя между ног. Я слышала, как он ерзает, устраиваясь поудобнее. В тишине зазвенела пряжка ремня и вжикнула молния.
– Вот, – выдохнул он, обхватывая ладонью мой затылок. – Теперь отсоси мне.
И хотя слова были грубыми, держал он меня очень бережно – будто боялся, что его неудержимая страсть разрушит наш новорожденный брак. Мы, в общем-то, обсуждали, как это будет, когда два одиночества вдруг поженятся – что в наших отношениях ничего не изменится, – но теперь, судя по всему, Беннетту было не по себе.
Мы говорили, что брак – это просто два кольца и клочок бумаги.
Мы заверяли, что между нами все останется по-прежнему.
Мы обещали, что в спальне у нас не будет запретов. Мы никогда не станем стесняться своих желаний.
Однако сейчас, скользя губами и языком по округлой головке, я чувствовала, что Беннетт сжимает руки вместо того, чтобы запустить их мне в волосы. А еще сидит неподвижно, не толкаясь, как обычно, в горло.
Поэтому я сделала первое, что пришло на ум: с тихим чмоканьем выпустила его изо рта и откинулась на пятки.
В салоне воцарилась полная тишина, не считая частого мужского дыхания и шелеста колес.
Наконец ровным голосом он спросил:
– Что случилось?
«Что случилось?» Беннетт, ты меня убиваешь своей покладистостью…
Жаль, что я не могла видеть его лица, но он, слава богу, понял, чего я добиваюсь, потому что глубоко вздохнул и спросил:
– Какого хрена ты остановилась?
О да! Уже лучше.
– Сам знаешь.
Взяв за щиколотки, он рывком опрокинул меня на пол так, чтобы спиной я упиралась в сиденье напротив. Одним коленом Беннетт встал на обивку рядом с моей головой и, не говоря ни слова, ткнулся членом мне в губы, вынуждая открыть рот.
– Соси, – велел он, еле сдерживая злость и похоть.
Вцепившись мне в волосы, он принялся толкаться в горло – к счастью, пока не слишком глубоко. Потом выпустил многострадальную прическу и обхватил сильными большими руками лицо.
Машина вдруг остановилась, и Беннетт ладонью ударил по кнопке громкой связи, коротко бросив: «Подождите здесь», – после чего, хрипло постанывая, продолжил двигаться.
От его смачных ругательств я и сама возбудилась не на шутку – и, всхлипывая при каждом толчке, принялась качать головой, впиваясь пальцами в твердые ягодицы.
Я ничего не видела, но всякий раз, когда он погружался в горло и мягкие волоски щекотали губы, мне хотелось его так отчаянно, что я сосала изо всех сил, не давая ему отстраниться.
– Охренеть как хорошо, – хрипло бормотал Беннетт. Судя по отрывистым движениям, до оргазма было недалеко. – У тебя обалденные губы. И язык просто создан для минета.
Я обхватила ладонью мошонку, поглаживая чувствительную кожицу.
– Да-а-а, – простонал он и дернулся.
Еще один толчок – и Беннетт с низким рыком кончил мне в горло. Я сглатывала семя, а он медленно двигался, сбавляя темп, пока совсем не замер. Я подняла голову, и Беннетт провел пальцем по моей нижней губе.
Затем молча наклонился, приподнял мне повязку и поцеловал, сплетаясь языками.
– Скажи, что тебе нравится мой вкус, – прошептал он.
– Просто обожаю.
Беннетт задрал платье и сунул руку между ног, под кружево трусиков.
– А я обожаю твой рот. – Он подался ближе, явно улыбаясь. – Обожаю его трахать.
Сейчас он двигал пальцами нежнее, не пытаясь доставить мне удовольствие. Сочтя, что я говорю правду, он тихо хмыкнул, убрал руку и, судя по шелесту одежды, принялся застегивать брюки.
А потом вытащил меня из автомобиля, сказав:
– Идемте же, миссис Райан. Мы прибыли.
Судя по всему, мы были в отеле: то и дело тренькали лифты, по паркету гремели колесики чемоданов. Чужие голоса по мере нашего приближения затихали. Представляю, как странно мы выглядели: мужчина в смокинге, несущий на плече большую сумку, набитую бог знает чем, и босая невеста с завязанными глазами у него на руках.
– Мы что, в гостинице?
– Ш-ш-ш. – Беннетт поцеловал меня в висок. – Почти пришли.
Он нес меня так, будто я ничего не весила. Прильнув губами к его шее, я спросила:
– На нас все смотрят, да?
Беннетт покрутил головой и сдавленно фыркнул:
– Еще как.
Мы оказались в лифте, пахнущем на удивление знакомо. Неужели это все тот же «Коронадо», просто Беннетт возил меня кругами, чтобы ввести в заблуждение? И если так, то зачем?
Ехали мы в полной тишине, и я от скуки принялась считать этажи, пытаясь понять, где мы.
– Все хорошо? – спросил он.
Я кивнула. Лифт остановился, открывая двери, но Беннетт не двинулся с места. Значит, мы были не одни. Весело, наверное, случайным свидетелям за нами наблюдать. Они ведь догадываются, зачем молодожены едут в номер…
Наконец мы добрались до нужного этажа, и Беннетт понес меня по бесконечно длинному коридору.
– Хочу тебя, – прошептала я, задевая губами теплую кожу шеи.
– Еще чуть-чуть.
– Ты же не заставишь меня ждать?
– Только зайдем в номер, и я сразу тебя раздену. Уж не сомневайся.
Что-то в планировке отеля вдруг показалось знакомым.
Черт!
Ну конечно же.
Беннетт остановился, кое-как выудил из кармана ключ и отпер дверь.
Мне даже не пришлось снимать повязку, чтобы понять, где мы.
