И вновь мы становимся ближе. Медленно, плавно и, кажется, чувственно… Я знаю, что эта близость грязная, неправильная, и то, что мы делаем сейчас – слишком порочно, но тело и руки Марка заставляют меня таять, как масло на солнце. И ведь знаю, что снова пожалею об этом. Возможно, я уже жалею…
– Сейчас я буду делать это сильно и быстро, не вздумай рвануть к финишу.
Все слишком грязно и гадко, но от этих вульгарных слов мое тело взрывается. Крепко ухватившись за мои бедра, Марк делает то, что сказал. В боковом зеркале наше отражение в светлой сверкающей комнате видится мне огромным черным пятном. Как будто в центре элитного жилого района с ухоженными газонами перевернулся мусоровоз с вонючими черными пакетами и протухшим мясом. По всей комнате раздаются непристойные звуки, и я опасаюсь, что за дверью их кто-то может услышать. От одного взгляда на свое отражение – в вульгарной позе и получающей незабываемое наслаждение, мне становится дурно. Приятно и плохо одновременно, как такое может быть?
Этот мужчина испортил меня. Словно вредный школьник, изрисовавший черной ручкой новый учебник с хрустящими страницами. Теперь уже никакой ластик не сотрет эти жуткие каракули.
Марк издает глубокий стон и несколькими сильными толчками доводит меня до разрушительного оргазма. Мое тело сотрясается, руки неистово сжимают края мягкого дивана, а Марк громко и устало дышит.
Еще несколько секунд мы не двигаемся, а потом я с трудом приподнимаюсь на дрожащих руках и вновь с опаской гляжу в зеркало.
Боже, как же мне стыдно. Вернуть бы время на несколько минут назад, и я бы повела себя иначе. Выгнала бы Марка из примерочной, или громко закричала, чтобы сюда подоспели все… И пятое, и десятое, черт возьми, как же смешно теперь успокаивать себя.
Но тут я замечаю, как он смотрит на меня. Его лицо расслаблено и измождено, но темные глаза по-прежнему живо реагируют даже на движения моих век.
– Откуда это? – спрашивает он тихо. В его тоне слышится что-то новое, совершенно чуждое ему. Или мне просто кажется?
Я с опаской слежу за его взглядом и останавливаюсь на шраме между моих грудей. Сладкая истома глубоко во мне испаряется, и мир становится слишком реальным. Я поднимаюсь на онемевшие ноги, со стыдом натягиваю белье, за которое еще не заплатила, и хватаю свою кожаную куртку, чтобы прикрыться.
– Выйди, Марк.
Он хмурится, аккуратно стягивает презерватив и подходит к мусорному ведру. Безразлично закинув в него доказательство нашей близости, он быстро застегивает ширинку и поправляет футболку.
Я с нетерпением жду, когда же он покинет комнату, и прижимаю к остывающему телу куртку. Стоило только взглянуть на шрам, очки с красными стеклами испарились, и мир стал виден в обычных болотно-серых красках.
– Уходи, мне нужно одеться, – тороплю я.
– Ты можешь сделать это и при мне. Я уже, кажется, все видел.
Поднимаю на него быстрый взгляд и тут же нетерпеливо закрываю глаза:
– Выйди, Марк. Сюда может постучать Саша.
– Несколько минут назад тебя это не волновало.
Сглатываю и отворачиваю лицо, пытаясь спрятать глаза полные стыда.
Стыд. Стыд. Стыд.
Стыд. Стыд.
Стыд.
– В чем дело?
– Я просто хочу, чтобы ты ушел.
– Тогда ответь на мой вопрос.
– Марк, просто выйди!
– Ответь на мой вопрос, я хочу знать…
– Выйди! – Мой голос срывается, и я крепче сжимаю ткань куртки. Сглотнув, уже шепотом добавляю: – Пожалуйста, Марк.
С минуту промешкавшись, Марк выходит из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.
Я бессильно сажусь на диван, где только что дала собственной похоти взять надо мной верх. Продолжаю прижимать к себе куртку, настороженно глядя на ручку двери и боясь, что она снова может провернуться.
Что со мной происходит? Почему я доверяю свое тело мужчине, которого знаю всего несколько дней? Так не должно быть, это неправильно. Мои мысли никогда не были такими пошлыми, я хороший человек.
Но разве я сделала что-то плохое? Разве я должна до конца своих дней жить в собственном сером мирке, куда никогда не попадет солнечный свет?
А что для меня свет в конце тоннеля?
Марк? Или секс с ним? А может, просто понимание того, что я еще желанна?
Еще желанна…
Мне двадцать семь, и, как говорит бабуля, после сорока жизнь только начинается, а я даже еще не дожила до этих лет. Но уже столько всего пережила, что, наверное, могу считать себя маминой ровесницей.
В дверь стучат. От неожиданности я дергаюсь и кричу, что можно зайти. Я знаю, что Марк ушел. Он всегда наглым образом врывается в мое личное пространство и знать не знает, что такое разрешение.
– Эй, как у тебя дела?
Саша заглядывает в комнату, а я сижу на диване, прижимаю куртку к телу.
– Все… Хорошо. Я уже заканчиваю примерку.
Она кидает на меня смущенный взгляд и, заметив, как я прячу тело, отводит глаза в сторону.
– О, ага. Представляешь, Ваня с Костей и Марком приехали сюда. Парни хотят купить себе что-нибудь на память.
– Мм, здорово. Ты меня ждешь?
– Ага, но ты не торопись! Я тут выбрала себе два комплекта, хотя жутко переживаю из-за цены, она космическая. В общем, если меня не будет в бутике, то я где-нибудь недалеко от него.
Когда Саша выходит, я быстро стягиваю с себя белье и решаю купить его на память. А еще я не могу представить, что кто-то другой будет мерить его здесь, когда оно было на мне во время секса.
Выбираю несколько ночных футболок для мамы и бабули и иду на кассу расплачиваться. Пробегаю взглядом по залу в поисках Саши, но ее здесь нет. И когда выхожу в просторный коридор, вижу ее и Ольгу около высокой пальмы, позирующих для фото. Ваня делает снимки на телефон, Кости и Марка рядом нет. С облегчением выдыхаю и подхожу к ним.
– О! Вижу, ты накупила много чего! – говорит мне Ольга, кивнув подбородком на бумажные пакеты в моих руках. – Шопинг проходит на славу, да?
– Да, точно. Взяла еще кое-что для мамы с бабулей.
Из соседнего бутика мужской одежды выходит Марк, неся в руках большой черный пакет. Он движется к нам, а мое сердце тут же подскакивает к самому горлу.
– Что купила? – вдруг спрашивает Костя, резко останавливаясь возле меня. – Ой, прости, не хотел тебя напугать.
– Так, по мелочи, – отвечаю я, кинув на подошедшего Марка осторожный взгляд. – А ты?
– Зашел в спортивный магазин и увидел вот такую штуку! – Он достает из пакета что-то большое и неровное, завернутое в несколько слоев пупырчатой пленки. – Это статуэтка бодибилдера! Клевая!
