– Что ты с собой сделал? – спрашивает человек в обличии Вани, глядя на меня с нескрываемым ужасом. Он приподнимает голову и внюхивается, как пес. – Что… Что это за запах?
Я молчу и как истукан пялюсь на человека перед собой.
Оттолкнув меня рукой, мой воображаемый брат заходит в квартиру и, стянув обувь, скрывается в гостиной.
Еще несколько секунд я пялюсь на стальной лифт и огромный горшок с декоративной пальмой, которую поставили сюда две женщины из соседней квартиры еще полгода назад, и только когда слышу знакомый голос где-то за спиной, решаю закрыть дверь и пройти за незваным гостем.
Мой, по всей видимости, не такой уж и воображаемый брат кидает свое пальто на диван и начинает собирать пустые бутылки, разбросанные по всей комнате. Я слышу звон стекла, непрерывно наблюдаю за перемещениями Вани и пытаюсь совладать с головной болью. Он распахивает окно, и холодный воздух тут же разносится по полу.
– Надеюсь, клининговая компания избавится от этой вони, – недовольно бухтит он себе под нос, складывая бутылки у барной стойки. Замечаю несколько банок из-под пива и пытаюсь вспомнить, когда же я употреблял его. – Хочешь сдохнуть от этой мерзости? – спрашивает он, вертя в руках белую коробку из-под супа.
Молчу и, наверное, впервые в жизни, слышу в голосе Вани столько строгости. Именно строгости, подобной тем, что присуща родителям.
– Иди в душ, – бубнит он, – воняешь, как бомж.
Но я продолжаю стоять на месте, наблюдая за тем, как Ваня звонит в клининговую компанию и объясняет, в каких именно услугах нуждается моя заплесневелая обитель. Закончив разговор, он снова поворачивается ко мне и подозрительно щурится.
– Ты забыл русский язык?
– Нет.
– Тогда почему ты еще здесь? Будь добр, приведи себя в порядок, уже грязной коркой покрылся.
Его слова заставляют меня улыбнуться, хотя в голосе напрочь отсутствует веселье.
– Зачем приехал?
– Соскучился.
Я снова улыбаюсь. Возможно, у меня появился шанс объясниться с братом и попросить прощения.
***
Если бы кто-то заглянул в душевую кабину, то решил бы, что здесь только что побывал Кинг-Конг, решивший избавиться от нежелательной растительности.
Теперь, глядя в мутное от пара зеркало, я снова вижу прежнего себя, с ухоженной щетиной, а не кошмарной бородой какого-нибудь пещерного человека. Остается заняться только стрижкой, но это чуть позже. Сейчас меня больше волнует мой брат, нашедший в себе силы прийти ко мне – к человеку, возможно, навсегда испоганившему ему личную жизнь.
Грязную одежду решаю выбросить, потому что от вони и пятен ее не избавит ни один стиральный порошок. Да и не хочу, чтобы она напоминала мне об этих бесконечных днях.
С полотенцем на бедрах я иду в спальню. Пожалуй, именно в этой комнате сохранился порядок, потому что я сюда вообще не заходил. Надеваю черную футболку и очередные серые штаны, которых у меня штук семь, не меньше.
Ваню застаю на кухне завязывающим третий мусорный пакет. Заслышав меня, он бросает в мою сторону недоброжелательный взгляд и ставит черный мешок в угол.
– Не думал, что когда-нибудь скажу это, – бубнит он, – но ты просто свинья, Марк.
Нет. Я хуже свиньи.
– Хочешь гастрит? Чтобы потом всю жизнь желудком страдать?
Пожимаю плечами, потому что мне нечего ответить.
– Я так и думал. Сядь, я приготовлю что-нибудь нормальное.
Пока я послушно выполняю приказ, Ваня достает из холодильника яйца, сосиски и ставит на встроенную плиту сковородку.
Молчание длится слишком долго, и я понимаю, что должен воспользоваться предоставленным мне шансом, но нужные слова так и не формулируются в голове.
Сосиски громко потрескивают на сковороде, пропитывая кухню аппетитным копченым запахом.
– Что нового? Как дела в офисе? – спрашивает Ваня, стоя ко мне спиной. Он спокойно разбивает яйца в миску, а скорлупу кидает в пустой мусорный пакет. – Как отец?
– Понятия не имею.
– А, ясно. Времени не было. Наверное, потому, что ты бухал дни напролет, да?
Молчу, чувствуя себя семнадцатилетним пацаном.
– Вижу, ты очень хочешь узнать, что и как, – язвит он. – Что ж, весь офис ничего не понимает, потому что их начальник не появляется там больше месяца. Тебе невероятно повезло с сотрудниками, ведь некоторые из них по собственной воле остаются в офисе до глубокой ночи, чтобы подготовить усовершенствованный проект бизнес-центра, который ты, Марк, должен был утвердить еще неделю назад. Твой отец в Таиланде рвет и мечет, потому что не может связаться с тобой. И если ты не возьмешься за работу в ближайшие дни, он прилетит сюда раньше срока. О последствиях я молчу.
– Ты приехал ко мне только потому, что мой отец попросил?
– Попросил, – усмехается Ваня, взбивая яйца в миске. – Скорее – приказал.
– Ясно.
Он разворачивается ко мне и внимательно следит за моим лицом.
– Думал, я приехал сюда, потому что сам захотел?
– Надеялся.
– А. Ну, надейся и дальше.
Ваня разворачивается и выливает жидкую смесь в сковороду.
– Тогда какого черта ты стоишь на моей кухне и готовишь пожрать? Так ли уж переживаешь за мой желудок? – рычу я, сам не понимая, почему так злюсь.
– Потому что я, черт возьми, – такой! – выпаливает Ваня, повернувшись ко мне и разведя руки в стороны. – Люди портят мне жизнь, смеются надо мной, а я, как идиот, все равно возвращаюсь к ним и стараюсь помочь! Я, может, и не хочу этого, но что-то внутри меня заставляет собирать этот чертов мусор вокруг и готовить этот сраный омлет! Может, я лишен гордости и собственного достоинства, но в отсутствии простых человеческих чувств меня нельзя обвинить!
Закончив, он разворачивается и перчит омлет.
– Прости меня.
Ваня нервно кивает.
– Я знаю, что поступил ужасно. И поверь, я не горжусь этим.
– Твоя наглая и самодовольная морда в тот вечер говорила как раз об обратном.
– Я был не в себе.
– А! Это так называется. Ладно. Мне стало легче.
Ваня ставит передо мной тарелку с омлетом, сует вилку и заливает сковороду водой.
– Мне правда очень жаль, Вань.
– О чем именно ты сожалеешь, Марк? – неожиданно спокойным тоном спрашивает он. Выключив воду, Ваня поворачивается ко мне и ставит руки в боки. – О том, что твой брат, который всецело доверял тебе, лишился любимого человека, или о том, что ты повел себя как самая настоящая скотина по отношению к девушке, которая доверилась тебе?
Копченый запах омлета тут же теряет свой аромат. Я напрягаюсь и с силой сжимаю вилку.
