– Пруд? Так близко?
– Да, и я очень надеюсь, что это правда. Я мечтаю вымыться… Я так мечтаю отмыться! На мне все еще кровь того разбойника.
Ее передернуло. Натаниэль посмотрел на нее с удивлением:
– Ты потрясающая, Мод. То есть я знал это и раньше, но не подозревал, что до такой степени. Не многие мужчины смогли бы сделать то, на что решилась ты. Очень немногие. А про женщин я и не говорю.
– Не многие мужчины? Насколько я знаю, таких еще не нашлось. Во всяком случае, из европейцев.
– Да. Ты первая.
В голосе Натаниэля опять прозвучало отчаяние, и Мод улыбнулась:
– Мне еще предстоит добраться до Маската. Я проделала долгий путь, но еще не время считать цыплят.
– Но ты прошла самую сложную часть маршрута. Ты чудо, Мод Виллет Викери. Чудо. – Он поднял чашку с кофе, приветствуя ее. – А что за имя, которым тебя все время называют твои люди?
– Шахин, – ответила она смущенно. – Означает «сокол». А точнее, «сапсан». Понимаешь, я бросилась со скалы на разбойника, как делает эта птица.
Натаниэль кивнул и улыбнулся, впервые за все время.
– Это имя идеально подходит для тебя, Мод, – проговорил он.
Мод в ту ночь долго не могла уснуть. Она лежала на спине на благопристойном расстоянии от Натаниэля и глядела вверх, на звезды. Ее холодное лицо было влажным от росы. Сколько она ни думала, все равно выходило так, что ей не доводилось быть счастливей в своей жизни, чем теперь, когда она ловила краешком глаза мерное движение груди Натаниэля, которая то поднималась, то опускалась в такт его дыханию. Убаюкиваемая теплом, исходящим от тлеющих углей костра, она уснула, ощущая при каждом вдохе слабый запах дыма.
К утру трое спасенных почувствовали себя достаточно окрепшими, и на рассвете увеличившийся отряд двинулся в путь. Натаниэль и его люди ехали на верблюдах Мод из Южного Омана, поскольку было неясно, смогут ли их собратья из Батины дотянуть до воды. Дневной переход выдался долгим. Мод исподтишка поглядывала на Натаниэля, проверяя, крепко ли он сидит в седле, но тот лишь один раз покачнулся, словно собираясь упасть в обморок. В конце дня они перевалили через низкую дюну, и на горизонте показалась маленькая зеленая полоска, похожая на мазок кисти. Увидев ее, Саид удовлетворенно кивнул.
– Еще час, и мы будем там, – улыбнулась Мод ободряюще.
Натаниэль кивнул, не отрывая взгляда от далекой зелени, воплощавшей мечту о воде, которая становилась все ближе и ближе.
– Похоже, ты действительно искупаешься, Мод, – проговорил он.
В тот день бедуины были необычно молчаливы, никто не пел, не спорил и не рассказывал затейливых небылиц. Но тут повеял ветерок, легкий и игривый. Он нес неповторимый запах листьев, запах жизни. Они сразу почувствовали его. Фатих засмеялся и затянул длинную заливистую песню, которая сопровождала их на всем пути к колодцу.
Мод наконец смогла вымыться. Оазис не был земным раем, но после беспощадной сухости пустыни казался чудом. Вода источника изливалась в мелкий, окруженный зеленью пруд около тридцати футов в поперечнике, а затем вытекала по узкой канавке и исчезала в пятне потрескавшейся грязи. Вокруг кольцом росли финиковые пальмы и невысокие древовидные акации, позади которых простирались заросли колючего кустарника. Верблюды пили долго и шумно, а потом исчезли среди этого изобилия, где их ждало настоящее пиршество в виде жесткой листвы, которую они принялись поглощать с молчаливой обстоятельностью. Халид выпил немного воды, после чего начал наполнять ею бурдюки. Убайд, Фатих и Камал брызгались друг на друга и, разувшись, бегали у берега, шлепая по воде босыми ногами. Мод погрузилась в воду полностью одетая. Она чувствовала, как прохладные струи омывают лицо, журчат и щекочут в ушах. Потом девушка нырнула и находилась под поверхностью, пока хватало дыхания, пытаясь вспомнить, когда она в последний раз плавала. Вода теперь казалась такой редкой и странной стихией, что все связанное с ней улетучилось из памяти.
Она как могла соскребла песок и кровь со своих волос, кожи и одежды, а потом, напившись до отвала, вылезла, улыбаясь, на берег и принялась рассказывать своим людям о море близ южного побережья Англии, о реке Темзе, о водопадах в Уэльсе, об Озерном крае и о дожде, который льет и льет в течение целого года. Они слушали, смеясь, и она чувствовала, что ей не верят. Спасенные, казалось, вполне оправились после выпавших на их долю испытаний. Натаниэль много пил, а потом проспал несколько часов, пока Мод не разбудила его, пригласив ужинать. На другом конце оазиса разбила лагерь бедуинская семья – несколько поколений женщин с закрытыми лицами и детей да один беззубый старик. Они жили под навесом из одеял и шкур, натянутых между ветвями акаций. Саид и Халид отправились поговорить с ними. Это заняло много времени, но в конце концов местные жители согласились обменять муку, соль и козье молоко на несколько серебряных долларов Марии Терезии
[152], которые Мод взяла в путешествие. Натаниэль ел хорошо. Он еще не восстановился полностью, на это требовалось время, но глаза уже стали ярче, а движения более уверенными. Он расспрашивал Мод о маршруте, о том, как она его спланировала, и о том, как им удалось пройти столь большое расстояние со скудными запасами провизии, которые они взяли с собой из Салалы. Мод показала свою карту и журнал, рассказала об ориксе и газели, которых они встретили в пустыне, и о зайцах, которых им изредка удавалось подстрелить или поймать в силки. Поведала она и о забитом верблюде. В ответ девушка расспросила Натаниэля о его маршруте и о том, как он планировал добраться до Салалы. Оказалось, Натаниэль тоже начал составлять карту, но делал это нерегулярно и совсем бросил это занятие задолго до их встречи, мучимый жаждой, голодом и страхом смерти. Рассматривая ее, он горестно покачал головой:
– Просто срам. Как видишь, мы безнадежно заблудились и несколько дней ходили по кругу. – Он вздохнул. – Да, вот как быстро все может пойти прахом. Одна неудача, одно неверное решение, один разбойничий налет – и все кончено. Мы сами виноваты. Нам суждено было здесь умереть.
– Не думаю, что это так, – проговорила Мод.
– Почему?
– Не знаю, я… не особо набожна, как ты помнишь, но, возможно, наш Бог просто не разобрался, что к чему. Бедуины, те только и твердят что о джиннах и духах. Они верят в них не меньше, чем в Бога. По их понятиям, у каждого из нас есть кварин. Это джинн, который находится при нас с самого рождения. Халид сказал бы, что твой кварин стакнулся с моим и они договорились привести меня к тебе. Не скажу, что верю в подобные вещи, но… Я полагаю, что сама невероятность нашей встречи в песках уже указывает, что тебе не суждено было здесь умереть. Совсем наоборот. Разве не видишь?
