Блейн обещал мне, что ее отпустят и доставят домой в течение часа.
– Я дома.
Вот и все, что она сказала, прежде чем оборвать звонок.
Глава седьмая
Таксисты в Лас-Вегасе жгут! Дай им стобаксовую купюру, и они с легкостью нарушат все мыслимые и немыслимые правила. Я знала, что моя лучшая подруга вернулась домой после того, как ее похитили и избили – и все это в течение одного дня – и не могла не сходить с ума от беспокойства. Каждое нервное окончание сыпало искрами, как проволока под током, готовая всадить электрический разряд в любого, кто к ней прикоснется.
Когда водитель притормозил у тротуара рядом с домом Джин, я швырнула ему комок двадцатидолларовых банкнот, которые хранила на экстренный случай (и это не считая уже обещанной сотни), вылетела из машины и промчалась вверх по лестнице к двери.
Вместо того, чтобы забарабанить в дверь так, будто от этого зависела моя жизнь – и как мне хотелось сделать – я вытащила кольцо с миниатюрной доской для серфинга, где висели все пять моих ключей. Один – от дома Уэса, второй – от папиной халупы, третий – от квартиры Мэдди, ключ от «Сьюзи» – моего мотоцикла, и последний, от квартиры Джин. Пять мысленных напоминаний о тех людях, которые значили для меня больше всех на свете. Хотя, следует признать, в последнее время у меня появилась целая орда новых друзей, мало в чем им уступавших.
Сунув ключ в замочную скважину, я отперла дверь и тихонько, на цыпочках, вошла внутрь. Лампа на прикроватном столике у дивана горела, но в доме не раздавалось ни звука. Я прошла мимо гигантского дивана темно-бордового цвета, слишком громадного для этой комнаты и, в то же время, самого удобного во вселенной. Когда я опускалась на его пышные подушки, он нежно обхватывал мои бедра и спину и баюкал мое тело в теплых объятиях. Да, лучший в мире.
Кухня и прихожая выглядели одинаково темными и безжизненными. Я медленно прокралась по коридору, ведущему к двум спальням. Джин постоянно держала одну комнату для гостей. По словам Джин, она всегда хотела быть уверена в том, что в ее доме найдется местечко для меня, где бы она ни жила. Вот какая у меня лучшая подруга. Свет в ее спальне был включен. Я легонько постучалась.
– Джин, это Миа, – сказала я.
– Уходи, – пробормотала она в ответ, давясь всхлипом.
Я толчком распахнула дверь. Джин, все еще в своем изодранном танцевальном костюме, лежала, свернувшись в углу комнаты. Вокруг ее носа и рта виднелась корка засохшей крови, темные потеки расчертили шею. Розовые стразы посверкивали в ярком свете. Джин включила лампу на потолке, светильники на обеих тумбочках, плюс из двери ванной тоже бил свет. Все это могло сравниться яркостью с электрическим парадом в Диснейленде и настолько резало глаза, что, если не прищуриться, рисковал ослепнуть. Сощурившись, я медленно подошла к Джин и села рядом с ней на корточки. Она тряслась, словно лист на ветру. Я положила ладонь ей на колено, но она отпрянула, клацнув зубами. Слезы ручьями лились у нее по лицу, оставляя черные липкие потеки туши и макияжа и смешиваясь с грязью. Ее щеки распухли, вокруг глаза набух уродливый лиловый фингал, а губу, похоже, надо было штопать.
Ярость, доселе мне незнакомая, охватила все мое существо. Я так вскипела, что боялась обжечь свою лучшую подругу прикосновением. Но я знала, что нужна ей, так что стиснула зубы, скрипнув ими так сильно, что услышала скрежет, доносящийся из собственного рта. При взгляде на ее миниатюрное тело, избитое, изувеченное, израненное, у меня кровь закипала в жилах. Несколько раз глубоко вздохнув, я взяла ее за руки.
– Идем, милая. Я помогу тебе.
Джинель резко мотнула головой.
– Нет, ты должна уй-уйти. Если они в-вернутся, они точно с-схватят тебя. Он сказал, он с-сказал, что сделает т-тебя своей, Миа. Они сильно х-хотят тебя за-заполучить.
Она так судорожно сжала мой бицепс, что я знала – к утру там останутся синяки.
– На-на сей р-раз он не ос-остановится, пока не п-получит тебя, – просипела она сквозь стучащие зубы, глядя на меня безумными глазами василькового цвета.
Эту девушку напугали до смерти, и мне ненавистна была мысль, что во всем виновата я. Они причинили боль моей лучшей подруге из-за меня. Слава богу, что сейчас с ней все было в порядке. И я позабочусь о том, чтобы так и оставалось.
Я обхватила ее и прижала к себе. Секунду спустя слезы перешли во всхлипы, а затем все ее тело затряслось от рыданий. Двадцать минут я молча сидела, позволяя ей выплакаться, изгнать демонические призраки того, что с ней произошло. Конечно, полностью они не исчезнут. Скорей всего, еще долгое время она будет оглядываться через плечо и дважды и трижды проверять, заперты ли дверные замки. Вполне вероятно, что ей понадобится помощь психотерапевта. Что бы Джин не потребовалось, я это достану. Как-нибудь, откуда-нибудь.
– Давай, милая. Давай тебя отмоем.
Я погладила ее по волосам и спине мягкими, успокаивающими движениями.
Джин кивнула и не стала сопротивляться, когда я помогла ей встать. Хорошенько рассмотрев ее костюм вблизи, я чуть снова не слетела с катушек. Передняя часть платья была распорота до пупка, и грудь едва прикрывали кусочки хлипкой ткани. У каждого бедра были проделаны новые разрезы, словно ублюдок хотел хорошенько рассмотреть все то, что ниже пояса. Я развернула Джин и отвела в ванную. При этом я так сильно прикусила язык, что ощущала вкус крови во рту. Я изо всех сил пыталась не вскрикнуть, не заорать и не разнести в труху все на своем пути, пока не найду этих уродов и не уложу в могилу голыми руками.
Включив душ, я помогла Джин снять одежду. Она немедленно прикрыла грудь, хотя я видела ее сиськи миллион раз. Джин не отличалась застенчивостью, как и я. Мы знали друг друга всю жизнь, но если скромность сейчас могла ей помочь, я возражать не собиралась. Убедившись, что вода нормальной температуры, сняла футболку и брюки, оставшись в лифчике и трусиках. Затем завела Джин под душ.
Прилагая максимум усилий, я мыла подругу, стараясь не задевать многочисленные синяки, порезы и царапины, покрывавшие все ее тело. Было бы здорово подать на Блейна в суд, но, зная своего бывшего и сколько человек из местного полицейского управления у него в кармане, я понимала, что это бесполезно. Подлец просто рассмеялся бы нам в лицо. Я щедро выдавила на мочалку гель для душа и, как ребенку, велела Джин поднять сначала одну руку, затем другую, затем одну ногу и другую. Потом, выдавив на губку еще мыла, я сунула ее в руку подруги.
– Помой грудь и причиндалы, Джин.
Она кивнула и методически сделала то, о чем я просила, словно была лишь роботом, исполняющим приказания. Вылив на ладонь немного шампуня, я помыла ее длинные белокурые волосы, медленно массируя голову и – хотелось бы на это надеяться – снимая хотя бы малую часть сегодняшнего стресса. Когда я добралась до затылка Джин, она вздохнула, и ее напряженные плечи наконец-то расслабились и опустились. Одно очко в пользу Миа!
Я повторила тот же процесс с кондиционером, стараясь действовать аккуратно и не прикасаться к другим частям ее тела. Детьми и подростками мы не раз мылись в душе вместе, но после сегодняшнего дня мне хотелось, чтобы она была уверена: ее любят, а не пытаются ей воспользоваться. Она должна была знать, что я уважаю ее личное пространство и, в то же время, готова помочь любым способом, если она будет нуждаться во мне.
