– Ты не прав, старина, это был Пайлот Фиш…
– Цзю ни ло мо…
– Господи, какой забег…
– О боже! Смотрите! Флажок протеста распорядителей…
– Где? О господи! Кто сфолил?..
– Я ничего не заметил, а ты?..
– Нет. Что тут увидишь в такой дождь? Даже в бинокль…
– Боже, и что теперь? Все эти проклятые распорядители, если они отнимут победу у моей лошадки, клянусь Богом…
Увидев, что Ноубл Стар упала и сбросила Травкина, Данросс метнулся к лифту. Он не видел, что произошло. Травкин оказался слишком хитер.
В коридоре было полно других людей, все взволнованно говорили, никто никого не слушал.
– Мы выиграли на самую малость…
– В чем суть протеста, господи боже мой? Ноубл Стар…
– В чем суть протеста, тайбань?
– Это объявят распорядители. – Среди общего гвалта Данросс снова ткнул пальцем в кнопку.
Когда двери открылись, подошел Горнт, все стали заходить в кабину, и так медленно, что Данроссу хотелось зарычать от ярости.
– Впереди был Пайлот Фиш! Совсем ненамного, Иэн, – крикнул Горнт. Он был весь красный и старался переорать остальных.
– Какой забег! – крикнул кто-то. – Из-за чего протест?
– Ты знаешь, Иэн? – спросил Горнт.
– Да, – ответил тот.
– Они хотят оспорить победу моего Пайлот Фиша?
– Ты же знаешь процедуру. Сначала распорядители разбираются, что к чему, а уж потом делают объявление. – Взглянув в карие глаза Горнта, он понял, что тот в ярости. Видно, бесится оттого, что не распорядитель. «И ты никогда им не станешь, ублюдок, – тоже разозлился Данросс. – Пока я жив, будешь получать у меня черные шары».
– Это против Пайлот Фиша, тайбань? – вылез кто-то.
– Боже милостивый, – откликнулся он. – Вы же знаете правила.
Лифт останавливался на каждом уровне. В него втискивались владельцы лошадей и приятели. Снова раздавались крики о том, какая великолепная была скачка, но в чем, черт побери, состоит протест? Наконец лифт спустился на самый нижний ярус.
Данросс ринулся на дорожку, где, окруженный мафу и служащими, лежал, скрючившись, недвижный Травкин. Ноубл Стар давно уже поднялась, целая и невредимая, и носилась галопом в дальнем конце ипподрома, а высыпавшие на поле конюхи ждали подходящего момента, чтобы перехватить ее.
На последнем повороте скакового круга над чалым мерином Кингплеем – бедняга мучился, у него была сломана задняя нога и кость торчала наружу – склонился ветеринар. За ревом нетерпеливых зрителей, старавшихся перекричать друг друга, никто не услышал выстрела: глаза всех были устремлены на табло тотализатора в ожидании решения распорядителей.
Данросс опустился на колени рядом с бесчувственным телом Травкина, над которым один из мафу держал зонт.
– Что с ним, доктор?
– В ограждение он не врезался, чудом пролетел мимо. Он еще жив, тайбань, по крайней мере пока, – нервно произнес доктор Мэн, полицейский патологоанатом: он больше привык к трупам, чем к живым пациентам. – Трудно сказать, пока он не придет в себя. Никакого явного внешнего кровотечения нет. Шея… и позвоночник вроде бы в порядке… Пока ничего не могу сказать…
Поспешно подошли с носилками двое санитаров из «Бригады скорой помощи Святого Иоанна»
[114].
– Куда его доставить, сэр?
Данросс огляделся по сторонам.
– Сэмми, – позвал он одного из своих конюхов, – сбегай за доктором Тули. Он должен быть в нашей ложе. – Данросс повернулся к санитарам. – Пусть мистер Травкин остается в карете, пока не подойдет доктор Тули. А как с остальными тремя жокеями?
– Двоих лишь тряхнуло, сэр. У одного, капитана Петтикина, перелом ноги, но ему уже наложили шину.
Они осторожно опустили Травкина на носилки. Подошел Мак-Брайд, потом Горнт и другие.
– Что с ним, Иэн?
– Еще неизвестно. Пока. Похоже, все в порядке.
Данросс осторожно поднял одну руку Травкина и стал ее осматривать. Ему показалось, что он видел, как на дальнем повороте Алексею нанесли удар и тот пошатнулся. По тыльной стороне правой руки Травкина тянулся безобразный красный рубец. На другой руке было то же самое.
– Откуда это, доктор Мэн?
– О! Возможно, след от поводьев, – уже с большей уверенностью проговорил маленький человечек. – Или хлыста, может быть, от удара… Возможно, он поранился при падении.
Горнт ничего не сказал, глядя на Травкина, а внутри кипел от досады на Блуи Уайта. «Неумеха чертов… Все было так четко устроено: с тем переговорили, тому пообещали. Проклятье, должно быть, пол-ипподрома заметило, как он это сделал».
Данросс осмотрел пепельно-серое лицо Травкина. Ничего, кроме неизбежных синяков. Из носа тонкой струйкой сочилась кровь.
– Уже свертывается, – прокомментировал доктор Мэн. – Это хороший знак.
Торопливо подошел губернатор:
– Как он?
Данросс повторил слова врача.
– Надо же, какая неудача, что Ноубл Стар так шарахнулась.
– Да.
– Чем вызван протест распорядителей, Иэн?
– Мы как раз собираемся обсудить это, сэр. Не желаете ли к нам присоединиться?
– О, нет-нет, благодарю вас. Я лучше подожду, потерплю. Хотел убедиться, что с Травкиным все в порядке. – Губернатор чувствовал, что капли дождя затекают за шиворот. Он взглянул на небо. – Проклятая погода, похоже, это надолго. Вы собираетесь продолжить состязания?
– Я хочу внести предложение отменить их или отложить.
– Хорошая мысль.
– Да, – подхватил Мак-Брайд. – Согласен. Мы не можем допустить еще одного несчастного случая.
– Будет минутка, Иэн, – сказал сэр Джеффри, – загляните ко мне в ложу.
Данросс насторожился.
– Вы говорили с министром, сэр? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.
– Да, – подтвердил сэр Джеффри таким же безразличным тоном. – Да, он звонил по личной линии.
Тут Данросс вспомнил о Горнте и остальных.
– Я провожу вас, сэр. – Потом повернулся к Мак-Брайду. – Я сейчас к вам присоединюсь. – И зашагал рядом с губернатором к лифту.
– Не совсем удачное место для приватной беседы, верно? – пробормотал сэр Джеффри, когда они остались одни.
– Мы можем осмотреть дорожку, сэр. – Данросс повел его к ограждению, молясь про себя. – Травяной покров ужасный, вам не кажется? – указал он на скаковой круг.
