– Ждать осталось недолго, – пылко заявил Грей. – Мы сократили вооруженные силы, а в будущем году сократим еще. Войн больше не будет никогда. С ними покончила бомба. На нашем пути лишь эти гнусные американцы со своей гонкой вооружения, но скоро мы и их заставим сложить оружие, и все будем равны.
– А вы знаете, что Америка тайно вооружает японцев?
– Что?! – уставился на него Грей.
– Как, вы не знали? – Суслеву было хорошо известно, что Грей три с половиной года провел в японских лагерях для военнопленных. – Разве вы не в курсе, что находящаяся сейчас в Японии делегация американских военных запрашивает согласие японцев на размещение ядерного оружия?
– Они не посмеют.
– Они уже посмели, мистер Грей. – Ложь далась Суслеву без труда. – Все это, конечно, совершенно секретно.
– Могу ли я получить от вас подробные сведения, чтобы использовать их в парламенте?
– Ну, как вам сказать… Я, конечно, попрошу своих руководителей предоставить вам эти данные, если вы считаете, что они представляют ценность.
– Пожалуйста, и чем скорее, тем лучше. Ядерные бомбы… Боже!
– Ваши люди, ваши обученные специалисты – они у вас есть и на британских атомных электростанциях?
– А? – Грей с усилием сосредоточился, стараясь отвлечься от Японии. – На атомных электростанциях?
– Да. Там есть ваши люди?
– Ну нет, в Англии лишь одно-два таких предприятия, и значения они не имеют. Янки действительно вооружают японцев?
– А разве Япония не капиталистическая страна? Разве Соединенные Штаты не опекают ее? Если бы не Америка…
– Эти американцы – гомики несчастные! Слава богу, у вас тоже есть бомбы, не то нам всем пришлось бы им кланяться!
– Может быть, вам стоит сосредоточить некоторые усилия и на ваших атомных электростанциях, а? – вставил Суслев, пораженный тем, что Грей оказался таким легковерным.
– А зачем?
– Один из ваших соотечественников, Филби, разработал новую концепцию.
– Филби? – Грей вспомнил, как он был ошеломлен и перепуган, когда Филби раскрыли, и какое облегчение принесло известие, что Филби и все остальные скрылись, не выдав списков тайного ядра Британской компартии, которыми они, по всей видимости, располагали. – Что с ним?
– Насколько я знаю, у него все хорошо. Работает в Москве. Вы были знакомы?
– Нет. Он работал в Министерстве иностранных дел, это недосягаемые высоты. Из нас никто не знал, что он один из наших.
– Филби отмечает, что атомная электростанция обеспечивает себя сама, что одна электростанция может вырабатывать топливо для себя и для других. Введенная в действие атомная электростанция, по сути дела, чуть ли не вечна, для ее эксплуатации требуется лишь ограниченное число высококвалифицированных и высокообразованных технических специалистов, никаких рабочих, как при работе на нефти или угле. В настоящее время вся промышленность Запада зависит от поставок угля или нефти. Он предлагает ратовать за использование нефти, а не угля и за полный отказ от ядерной энергии. Что вы думаете по этому поводу?
– А-а, я понял, к чему он ведет! – Выражение лица Грея стало напряженнее. – Я должен войти в состав парламентской комиссии по изучению ядерной энергии.
– Это будет несложно?
– Это более чем несложно, товарищ! Британцы – народ ленивый, им не нужны проблемы, они хотят работать как можно меньше и получать за это как можно больше, ходить в паб и на футбол по воскресеньям. И чтобы ничего не делать, никаких утомительных заседаний по окончании рабочего дня, никаких споров. Это более чем несложно – если у нас будет план, а у них нет.
Суслев вздохнул, очень довольный: миссия почти выполнена.
– Еще пива? Нет, позвольте, я сам достану. Для меня это честь, мистер Грей. Вы, случайно, не знаете одного писателя, который сейчас здесь, в Гонконге? Американского гражданина Питера Марлоу?
– Марлоу? – вскинул голову Грей. – Я знаю его очень хорошо, хотя понятия не имел, что он американский гражданин. А что?
Суслев не стал раскрывать свой интерес и лишь пожал плечами.
– Меня просили справиться о нем у вас, так как вы соотечественники.
– Педик паршивый из аристократов с моралью уличного торговца. Я не встречал его уже много лет, с сорок пятого года, пока не оказался здесь. Он тоже был в Чанги. Я только вчера узнал, что он писатель или кто-то из этой киношной братии. А почему ему придается такое значение?
– Он писатель, – тут же ответил Суслев. – Он делает фильмы. С помощью телевидения писатель может донести свое слово до миллионов людей. Центр интересуется умонастроениями западных мастеров слова. О да, мы в России приглядываемся и к отечественным литераторам, зная, насколько они важны. Писатели всегда указывали нам путь, мистер Грей, формировали наши мысли и чувства. Толстой, Достоевский, Чехов, Бунин… – И с гордостью добавил: – Писатели для нас – первооткрыватели. Вот почему сегодня мы должны направлять их мысль, следить за их творчеством или предавать его забвению. – Он посмотрел на Грея. – Вам следует делать то же самое.
– Мы поддерживаем «своих» писателей, капитан, и хулим остальную мразь, открыто либо исподволь. По возвращении я занесу Марлоу в официальный «черный» список Британской компартии для средств массовой информации. Досадить ему будет несложно – у нас много друзей в массмедиа.
Суслев закурил.
– Вы читали его книгу?
– Ту, что про Чанги? Нет. Я о ней и не слышал, пока не попал сюда. Она, видимо, издана не в Англии. К тому же на художественную литературу у меня остается не так много времени, а его писанина, должно быть, какая-нибудь аристократическая туфта и дешевка, и… Ну, что сказать: Чанги – это Чанги, и лучше всего о нем забыть. – Он содрогнулся, сам того не заметив. – Да, лучше всего забыть.
«Но я не могу! – рвался из него крик. – Мне не забыть этого, и лагерные будни по-прежнему приходят снова и снова, как кошмар, от которого не избавиться. Год за годом, десятки тысяч умирающих, попытки соблюсти законность, защитить слабых от грязи „черного рынка“, который кормился за их счет. Все страдали от голода, и не было никакой надежды когда-либо оттуда выбраться, тело начинало гнить, а мне шел двадцать первый год, ни женщин, ни смеха, ни еды, ни питья. Всего двадцать один, когда меня схватили в Сингапуре в сорок втором, и двадцать четыре, почти двадцать пять, когда случилось чудо и я выжил и вернулся в Англию. Дома нет, родителей нет, всего моего мира нет. Единственная сестра продалась врагам и теперь говорит, как враги, ест, как они, живет, как они, вышла замуж за одного из них и стыдится нашего прошлого, хочет, чтобы прошлого не было, чтобы меня не было. Всем было наплевать на меня, и, о боже, эта перемена. Возвращение к жизни после небытия в Чанги, всех этих кошмаров и невозможности заснуть по ночам, в страхе перед новой реальностью, когда я не мог о ней говорить, плакал без причины, пытаясь приспособиться к тому, что глупцы называют нормальным. И приспособился наконец. Но какой ценой, о Господи милосердный, какой ценой…
