Лили Су знала, что она эти деньги отработала. «Да, мне очень повезло, о, гораздо больше, чем моей бедной сестре и ее покровителю. Бедная Ароматный Цветок и бедный Первый Сын Благородного Дома Чэнь. Какая трагедия! Какая жестокость!»
Она содрогнулась. «О, эти гнусные Вервольфы! Как это ужасно – отрезать ухо, убить и угрожать всему Гонконгу! И как ужасна смерть моей бедной старшей сестры, которую затоптали в Абердине эти вонючие, паршивые рыбаки, эта падаль гнилая. Ох, какая судьба!»
Как раз сегодня утром она увидела в газете копию любовного письма Джона Чэня и тут же узнала его. Они с Ароматным Цветком уже несколько недель смеялись над ним и еще двумя посланиями, которые Ароматный Цветок оставила ей на хранение. «Такой забавный мужчина: ян почти нет, и он почти никогда не восстает, даже ненадолго, – рассказывала старшая сестра. – Платит за то, что я просто лежу, а он меня целует. А иногда я танцую перед ним голая и всегда обещаю рассказывать другим, какой он сильный! И-и-и, деньги от него текут ко мне как вода! А я у него „единственная настоящая любовь“ всего одиннадцать недель! Еще одиннадцать – и я, может, квартиру куплю!»
Сегодня днем, трясясь от страха, Лили ходила с отцом в полицейский участок Восточного Абердина для опознания тела. Они не обмолвились полицейским, что знают, кто был покровителем сестры. Отец мудро велел хранить секрет. «Наверняка Благородный Дом Чэнь предпочел бы оставить это в тайне. Здесь завязана и его репутация, и репутация нового наследника – как бишь его? – молодой такой, имя как у заморского дьявола. Через день-другой я позвоню Благородному Дому Чэнь и проверю. Нам следует немного подождать. После сегодняшних новостей о том, что Вервольфы сделали с Первым Сыном, ни один отец не станет вступать в переговоры».
«Да, Отец прав, – думала она. – Не зря те, кто с ним работает, называют его Чжу Девять Каратов. Слава всем богам, два других письма у меня».
После опознания тела сестры они вписали в бланки свои настоящие имена и настоящую фамилию – Чжу, чтобы получить ее деньги: четыре тысячи триста шестьдесят гонконгских долларов, положенных на имя Глицинии Су, и три тысячи гонконгских долларов – на имя Ароматный Цветок Так. Все это было заработано вне стен дансинга «Гуд лак». Но полицейский сержант остался непреклонен. «Извините, но теперь, когда мы знаем ее настоящее имя, нам придется сделать объявление, чтобы все, кому она должна, могли востребовать свои деньги против ее имущества». Он вел себя так грубо, что его не удалось пронять даже щедрым посулом – четверть всей суммы, если они получат деньги сразу. С тем они и ушли.
«Падаль паршивая, прислужник заморских дьяволов, – с отвращением думала она. – Если дансинг вычтет долги, не останется ничего. Ничего. Айийя!
Ладно, – успокаивала она себя, забравшись в ванну и блаженно раскинувшись в ней. – Ладно, придется Благородному Дому Чэнь хорошенько раскошелиться, чтобы сохранить тайну писем.
А у Благородного Дома Чэнь красненьких больше, чем у кота волосков».
Обняв колени руками, Кейси сидела на подоконнике в своей спальне, где горел лишь маленький ночник над кроватью, и окидывала унылым взглядом улицу пятью этажами ниже. Даже в эту позднюю пору – а шел второй час ночи – проезжая часть была забита машинами. Низкое небо подернулось дымкой, ночь выдалась безлунной, так что огромные неоновые вывески и колонки иероглифов казались ярче обычного, лужи поблескивали красным, синим и зеленым, и даже уродливое становилось сказочно прекрасным. Окно было открыто, и Кейси вдыхала ночную прохладу, глядя на парочки, торопящиеся прошмыгнуть между автобусами, грузовиками и такси. Многие, несмотря на поздний час, направлялись в холл нового отеля «Ройял Нэдэрландз», чтобы перекусить в европейской кофейне: она тоже заходила туда на чашечку кофе перед сном с капитаном Джанелли, пилотом их самолета.
«Здесь все так много едят, – праздно думала Кейси. – Господи, и сколько же здесь людей… Сколько нужно рабочих мест, а их так мало. И так мало кто пробивается наверх, чтобы воссесть на куче денег. И это непременно мужчина. И все стремятся попасть туда, остаться там… но для чего? Новая машина, новый дом, новый мебельный гарнитур, новый холодильник, новое неизвестно что…
Жизнь – длинный-предлинный счет. И „зелени“ никогда не хватает, чтобы расплатиться по всем счетам, не говоря уже о покупке собственной яхты или личного кондоминиума где-нибудь в Акапулько или на Лазурном Берегу – даже чтобы съездить туда туристом.
Терпеть не могу летать туристическим классом. Первый класс стоит тех денег, что за него просят. Во всяком случае, для меня. А еще лучше – личный самолет, гораздо лучше, но не хочется думать о Линке…»
Она ужинала наверху с Сеймуром Стайглером, и они обсудили все детали грядущей сделки, в основном юридические – это его занимало больше прочего.
«Нужно, чтобы комар носа не подточил. С иностранцами лишняя осторожность никогда не помешает, Кейси, – повторял он. – Они играют не по старым добрым правилам, принятым у янки».
Сразу после ужина она оставила его, сославшись на уйму работы. На самом деле все уже было сделано, и она, уютно устроившись в кресле, стала читать, очень быстро. «Форчун», «Бизнес уик», «Уолл-стрит джорнэл» и несколько специальных журналов по бизнесу. Потом выучила еще один урок кантонского, оставив на закуску роман Питера Марлоу «Чанги».
Потрепанную книгу в бумажной обложке она обнаружила вчера утром в книжном киоске посреди переулочка чуть севернее гостиницы. Пришлось поторговаться, что доставило Кейси громадное удовольствие. Сначала заломили цену в двадцать два гонконгских доллара. Кейси сторговалась до семи пятидесяти пяти – меньше полутора американских. Довольная собой и своей находкой, она пошла дальше, глазея на витрины. Неподалеку оказался современный книжный магазин, на витрине которого были выставлены альбомы с видами Гонконга и Китая. Внутри на стенде стояло три экземпляра «Чанги» в мягкой обложке. Новых, и всего по пять долларов семьдесят пять центов.
Кейси тут же стала костерить надувшую ее старуху-продавщицу. «Но ведь старая карга ничуть не надула тебя, – напомнила она себе. – Просто она торгуется лучше. В конце концов, ты совсем недавно радовалась, что свела ее прибыль к нулю, а, видит Бог, этим людям прибыль нужна».
Она смотрела вниз на поток машин, движущихся по Натан-роуд. Сегодня утром она прошла пешком по этой улице до Баундэри-роуд
[80] – примерно мили полторы. Это было одно из мест, которые она наметила для себя посмотреть. Баундэри-роуд оказалась ничем не примечательной – такое же оживление, толпы людей, кричащие рекламные щиты, – вся исключительность ее состояла в том, что в 1997 году все севернее Баундэри-роуд, до самой границы, возвращалось Китаю. Все. В 1898 году англичане взяли в аренду на девяносто девять лет земли от Баундэри-роуд до реки Шэньчжунь
[81], где должна будет проходить новая граница, вместе с несколькими прилегающими островами.
