– Ну не глупость ли это, Питер? – спросила она у Марлоу, случайно встретившись с ним в фойе отеля во время чаепития.
– Сейчас кажется, что да, – задумчиво сказал он. – А тогда? Да кто его знает? Тогда это, видимо, было очень здравое решение, иначе бы так не сделали.
– Да, но, боже мой, Питер, девяносто девять лет – это так мало. О чем они только думали?.. О чем они думали, скажите на милость?
– Да. И такое приходит в голову. Сейчас. А в те времена? Тогда стоило британскому премьер-министру рыгнуть, как по всему миру прокатывалась волна потрясения. Вся разница в том, кто правит миром. Тогда британский лев еще не растерял своего величия. Что такое крохотный кусок земли для тех, кто владеет четвертой частью мира? – Она вспомнила, с какой улыбочкой он это сказал. – Тем не менее жители Новых Территорий взялись за оружие. Конечно, дело кончили миром. Все уладил тогдашний губернатор – сэр Генри Блейк
[82]. Он не пошел на китайцев войной, а повел с ними переговоры. И в конце концов старейшины деревни согласились подставить другую щеку при условии, что наряду с английскими будут действовать их законы и обычаи, что, по желанию, суд станут вершить по китайским законам и что Коулун остается китайским.
– Так что же, местных жителей здесь до сих пор судят по китайским законам?
– Да, по историческим законам – не по законам КНР. Поэтому английские мировые судьи должны разбираться в конфуцианских законах
[83]. А они, вообще-то, очень сильно отличаются от наших. Например, китайские законы подразумевают, что все свидетели будут лгать, потому что ложь и сокрытие истины – их долг, а вот долг судьи состоит в том, чтобы найти истину. Ему нужно быть этаким Чарли Чанем
[84] от юриспруденции. Люди цивилизованные не дают показаний под присягой – мол, буду говорить только правду, – у них таких варварских обычаев нет. Они считают, что с нашей стороны просто безумие делать подобное, и я не уверен, что они не правы. У них есть немало обычаев, которые могут показаться и безумными, и разумными – как на это посмотреть. Вы знаете, что по всей колонии закон позволяет иметь больше одной жены – если ты китаец?
– Вот молодцы!
– Многоженство действительно дает определенные преимущества.
– Вот что я вам скажу, Питер, – горячо начала она, но потом сообразила, что он просто над ней подтрунивает. – Вам-то больше одной не нужно. У вас есть Флер. Как у вас обоих дела? Как идут ваши изыскания? Если вы завтра заняты, может, мы встретимся с ней за ланчем?
– Извините, но она в больнице.
– О господи, что такое?
Он рассказал про случившееся утром и про доктора Тули.
– Я только что был у нее. Она… ей не очень хорошо.
– Ох, извините. Не могу ли я чем-то помочь?
– Нет, спасибо. Наверное, нет.
– Не стесняйтесь, обращайтесь, если потребуется. Хорошо?
– Спасибо.
– Линк правильно сделал, что прыгнул с ней, Питер. Правда.
– О, конечно, Кейси. Прошу вас, даже не подумайте… Линк сделал то, что я… Он сделал это лучше, чем вышло бы у меня. И вы тоже. И я считаю, что от многих бед вы оба избавили и эту девушку. Орланду. Орланду Рамуш.
– Да.
– Она должна быть благодарна вам всю жизнь. Вам обоим. Она была в панике – я слишком много раз видел это, чтобы не понять. Потрясающе выглядит эта штучка, верно?
– Да. Как ваши изыскания?
– Хорошо, спасибо.
– Хотелось бы как-нибудь обменяться впечатлениями. Да, кстати, я тут обнаружила вашу книгу – купила ее. Еще не прочитала, но она у меня в самом верху списка.
– О! – Он постарался сделать вид, словно это его не волнует. – О, надеюсь, вам понравится. Ну, мне надо идти, детям тоже пора пить чай.
– Пожалуйста, Питер, если что, просто позвоните. Спасибо за чай и привет от меня Флер…
Кейси потянулась: заболела спина. Она слезла со своего насеста и снова улеглась в кровать. Номер у нее был небольшой и довольно скромный, не то что их люкс – теперь его люкс. Он решил оставить вторую спальню за собой. «Мы всегда можем использовать ее как офис, – сказал он, – или просто прибережем на всякий случай. Не беспокойся, Кейси, налогом это не облагается. К тому же нам может вдруг потребоваться лишняя комната».
«Орланда? Нет, эта кровать не про нее!
Кейси, не будь стервой, – приказала она себе. – Или ревнивой дурой. Ты же никогда не ревновала, так не ревновала раньше. Правила установила ты сама.
Да, но я рада, что переехала. В тот вечер было тяжело, тяжело Линку и тяжело мне, ему даже хуже. Орланда пойдет ему на пользу… О, да плевать я хотела на эту Орланду!»
Во рту пересохло. Кейси подошла к холодильнику, достала бутылку ледяного «перрье», и от приятного покалывания воды стало лучше. «Интересно, как получаются эти пузырьки?» – размышляла она, забираясь на кровать.
Она уже и раньше пыталась заснуть, но сон не шел: в голове все перемешалось, крутится – не остановишь. Слишком много новых впечатлений: новые продукты, запахи, воздух, нравы, угрозы, люди, обычаи, культуры.
«Данросс и Горнт. Данросс и Горнт. Данросс, Горнт и Линк. Новый Линк. И ты новая: испугалась смазливой задницы… Да-да, задницы, если тебе хочется быть вульгарной, и это тоже нечто новенькое. До приезда сюда ты была уверенной в себе, динамичной, чувствовала себя хозяйкой своего мира, а теперь все не так. Из-за нее, но не только – еще из-за этой суки леди Джоанны с ее аристократическим выговором: „Неужели вы забыли, дорогая? Сегодня ланч в клубе для тех, кому за тридцать. Я упоминала об этом на ужине у тайбаня…“
Чтоб тебя, сучка старая! За тридцать! Мне и двадцати семи нет!
Все верно, Кейси. Но ты взбесилась, как кошка, которой наступили на хвост. И дело не только в ней или в Орланде. Дело еще и в Линке, в том, что вокруг сотни доступных девиц. И это только то, что тебе довелось увидеть. Ведь ты не заглядывала в дансинги, бары и публичные дома. А Джанелли, разве он тоже не завел тебя?»
