– Никакая это не бессмыслица. Надеюсь, теперь с ней все будет в порядке.
Кейси хотелось коснуться его, но она не посмела. Марлоу нес свое горе с достоинством, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, и все же казался маленьким мальчиком.
– Вообще-то, Кейси, китайцы и японцы – народ очень здравомыслящий. Их… их предрассудки делают жизнь легче. Я полагаю, в прежние времена детская смертность у них была такой ужасной, что подтолкнула какого-то мудрого отца придумать это мудрое толкование вещей, чтобы облегчить горе матери. – Он вздохнул. – Или, что более вероятно, это придумала мудрая мать, чтобы поддержать убитого горем отца. Как вы думаете?
– Наверное, – откликнулась она откуда-то из глубины своих переживаний, наблюдая за его руками, пока он готовил чай. Обдал заварочный чайник изнутри кипятком и вылил воду, затем положил три ложки заварки и еще одну – «для чайника», залил заварку кипятком. – Извините, но пакетиков с чаем у нас нет. Никак не могу к ним привыкнуть, хотя Флер считает, что они завариваются так же хорошо и грязи с ними меньше. К сожалению, кофе у нас тоже нет. – Он принес поднос с чаем в гостиную и поставил на стол. – Молока с сахаром?
– Да, пожалуйста, – ответила она, хотя так никогда чай не пила.
Чай был крепкий, хоть и необычный на вкус, и придавал сил. Они пили молча. Он чуть улыбнулся:
– Господи, что бы мы делали без чашки чая, а?
– Очень вкусно.
Его взгляд упал на полураскрытую книгу.
– О!
– То, что я успела прочитать, мне нравится, Питер. Насколько там все правда?
Он рассеянно налил себе еще чашку.
– Настолько, насколько может быть правдивым рассказ о том, что случилось пятнадцать лет назад. Насколько я помню, все события изложены точно. Персонажи книги придуманы, хотя в жизни существовали им подобные, они говорили примерно то же и совершали похожие поступки.
– Просто невероятно. Трудно поверить, что люди, молодые люди смогли среди всего этого выжить. Сколько вам было тогда?
– Чанги начался, когда мне было всего восемнадцать, и кончился, когда мне шел двадцать второй год – чуть больше двадцати одного.
– И кто вы в книге?
– Возможно, меня там нет вовсе.
Кейси решила не копаться в этом. Пока не прочитает книгу до конца.
– Я, пожалуй, пойду. Вы, наверное, совсем выбились из сил.
– Нет, вовсе нет. На самом деле я не устал. Мне нужно сделать кое-какие записи – я сосну, когда дети уйдут в школу. А вот вы, должно быть, устали. Не знаю, как и благодарить вас, Кейси. Я ваш должник.
Она улыбнулась и молча покачала головой. Потом спросила:
– Питер, вы столько всего знаете… С кем бы стали иметь дело – с Данроссом или с Горнтом?
– Если речь идет о сиюминутных выгодах – с Горнтом. Если о будущем – с Данроссом… Только выстоит ли он в этой передряге? Судя по тому, что я слышал, это маловероятно.
– А почему Данросс для будущего?
– Репутация. У Горнта не тот стиль, чтобы быть тайбанем, и не то происхождение.
– Неужели это так важно?
– Здесь – абсолютно. Если цель «Пар-Кон» – долгосрочное развитие, лет сто роста, то это должен быть Данросс. Если вы здесь, чтобы сорвать куш, осуществить молниеносный рейд, тогда вам к Горнту.
Она задумчиво допила чай.
– Что вы знаете про Орланду?
– Много чего, – тут же отозвался он. – Но одно дело – пересказывать легенды или слухи о днях минувших, и совсем другое – сплетни о ныне здравствующих. Верно?
Она тоже пристально посмотрела на него:
– Даже в виде одолжения?
– Это другой разговор. – Глаза у него чуть сузились. – Вы просите об одолжении?
Она поставила чашку и отрицательно помотала головой:
– Нет, Питер, не сейчас. Потом – может быть, но не сейчас. – (Он нахмурился еще больше.) – Что такое?
– Я задумался, какую угрозу может представлять для вас Орланда. Почему сегодня вечером? Очевидно, это связано с Линком. А отсюда неизбежно следует, что сегодня она с ним, и этим объясняется то, что, когда я позвонил, у вас был такой жуткий голос.
– Действительно жуткий?
– Да. О, я, конечно, заметил, как Линк смотрел на нее в Абердине, как вы смотрели на него и как она смотрела на вас. – Он отхлебнул чаю, и выражение лица у него становилось все жестче. – Вечеринка, конечно, была еще та. С нее много чего началось, большая напряженность, серьезная драма. Это так увлекательно, если абстрагироваться от своего участия в ней. Но вам это вряд ли удастся, верно?
– А вы всегда наблюдаете и слушаете?
– Я пытаюсь научиться наблюдать. Стараюсь с толком использовать зрение, слух и другие чувства. Вы такая же. От вас мало что ускользает.
– Может быть, а может быть, и нет.
– Орланду учили жизни Гонконг и Горнт, поэтому, если вы планируете схватиться с ней за Линка, лучше приготовьтесь к жестокому сражению – коль скоро она решила завладеть им, в чем я пока не уверен.
– Возможно ли, что Горнт использует ее?
– Насколько я понимаю, об Орланде заботится сама Орланда, – заметил Марлоу, помолчав. – Разве не все дамы такие?
– Большинство дам подстраиваются под мужчину, хочется им этого или нет.
– Судя по тому, что мне известно про вас, вы можете справиться с любым противником.
– А что вам известно про меня?
– Много. – Снова эта легкая, непринужденная, мягкая улыбка. – Что, помимо всего прочего, вы умная, храбрая и что у вас великолепная репутация.
– Я так устала от этой репутации, от этого «лица», Питер. В будущем… – Она улыбнулась такой же теплой улыбкой. – С этого момента в моей книге человек будет завоевывать не лицо, а задницу – или как там вы еще произносите это слово – или терять ее.
Он рассмеялся вместе с ней.
– Вы так это произносите, что можно подумать, все леди только так и говорят.
– Я не леди.
– О нет, вы леди. – И добавил, уже помягче: – А еще я видел, какими глазами смотрел на вас Линк на том приеме у Данросса. Он вас любит. И будет последним дураком, если променяет вас на нее.
– Благодарю, Питер. – Она встала, поцеловала его и ушла, умиротворенная.
Когда она шагнула из лифта на своем этаже, Ночной Сун был уже тут как тут. Проскользнув вперед, он широким жестом распахнул перед ней дверь и заметил ее взгляд, устремленный на дверь в конце коридора.
– Хозяина нет дома, – величественно сообщил он. – Еще не вернулся.
– Вот ты и еще раз потерял свою задницу, дружище, – вздохнула Кейси.
– Э?
