Автомобиль вдруг аккуратно съехал на обочину и остановился. Алексей развернулся ко мне лицом и заглянул в глаза:
– Тебе стоит только сказать «да».
Я застыла. Смешанные чувства бурлили в моей душе. Боль от потери Добрыни, его недоверия, сменялась горячим теплом от присутствия и искренних слов Алексея.
– Я вижу, какая ты на самом деле, – не дожидаясь моего ответа, продолжил он, – я влюбился в тебя, Анфиса. Каждая минута без тебя – настоящее мучение. Я с нетерпением жду момента, когда ты заметишь меня. Мы можем усыновить не один детский дом и нянчить целый полк своих, я буду самым счастливым человеком, если ты родишь мне ребенка. Анфиса, подумай.
Он нежно взял мою руку в свою, и поднес к губам, едва заметно поцеловал подушечки моих пальцев.
– Одно только слово. Прошу, скажи…
Медленно, как же медленно все происходило. Моя кровь начала закипать, жар пустился разливаться по руке от тех самых подушечек пальцев и побежал по всему телу, попал в вены и, уже набрав скорость, понесся напрямую к сердцу.
– Ты сделаешь меня самым счастливым человеком на земле.
Я продолжала молчать. Не было сил ничего делать, не было сил в очередной раз отказывать. Ну, я же тоже не железная, елки палки!
– Анфиса. У тебя нет причин не доверять мне. У меня был перед глазами негативный пример, мои родители разошлись и мама вышла замуж за другого. А отец так и остался одиноким. Он даже не пытался найти ей замену. Настолько сильно он любит ее и по сей день. Я не хочу повторять его ошибки, но я согласен на них, только если это будет по-настоящему сильное чувство, затмевающее все вокруг. И это чувство есть. Теперь оно у меня есть. К тебе.
Повисла пауза. Я просто утонула в его глазах. В его безответной любви и боли оттого, что я не отвечаю ему взаимностью. Говорят, что любовь должна быть взаимной, чтобы обрести настоящее счастье. Но я вам официально заявляю, иногда бывают исключения. Иногда кто-то вас может полюбить настолько сильно, что это чувство сможет пробить любую броню. Броне-стальную броню из чужой любви к другому человеку.
– Я тебя люблю, – прошептали его губы и какой-то невероятной силой нас начало притягивать друг к другу.
– Да поцелуй же ты ее, наконец! – раздалось грозное с заднего сиденья.
И магия мгновения исчезла. Я отвернулась к окну и сделала вид, что мне очень интересно смотреть в темноту. А Алексей немного помедлил, и мы снова поехали. Но уже совсем ни о чем не говорили.
Когда мы подъезжали к городу, я попросила:
– Пожалуйста, можно меня первой отвезти?
Алексей нахмурился и молча кивнул. Это, конечно, был чудесный день, но я не уверена, что он стоил отношений с Добрыней. Хотя воздух в этой машине наэлектризовался очень сильно. Ну, вот. Теперь меня мучила совесть еще и за Алешу. Только этого не хватало.
Мы подъехали к Ольгиному подъезду, я собрала свои вещи и поблагодарила:
– Алексей, спасибо тебе большое за сегодняшнюю поездку. Это действительно многое значит для меня. Вечер на самом деле был очень хорошим. Прощай, – нет, именно это я и хотела ему сказать, и, повернувшись к адвокату тоже попрощалась, – До свиданья, и вам тоже спасибо за помощь!
– Нет проблем, обращайтесь, – как будто прожевав слова, женщина снова прикрыла глаза и продолжила дремать.
Не глядя на Алексея, я отвернулась, открыла дверь и вышла из автомобиля. Уф, это закончилось. Надеюсь, Оля меня еще ждет, поздно совсем, конечно, но не глубокая же ночь. Услышала за спиной рев мотора, Алеша уехал. Все. Пора это уже все бросать. Совсем вы меня загоняли, мужчины. И Добрыня не звонит. Видимо, прав Алексей, потеряла я его.
***
– Разбогатеев, ты уверен, что Гольдзман еще живой?
– Зиновий, обижаешь. Что я, труп от еще дышащего не отличу?
– А кто тебя знает, – проворчал Туркин, – твои, вон, ребятки с ребенком не справились. Это ж надо было упустить! Один Гольдзман и какой-то старик захудалый, повязали твоих мордоворотов.
– Это была случайность, Зиновий. Нельзя из-за одной неудачи всю жизнь потом крошить обиды. Но мы же сделали лучше, достали тебе самого Добрыню. Сейчас доедем до места, привяжем его аккуратненько, немного прижжем или отрежем чего, он твои документики подпишет и все! Ты хозяин и заводов, и пароходов.
– Да, это единственный путь, который остался. Я, ведь, Савелий, не кровожадный по жизни. Пытался с ним по-хорошему договориться. Дочь свою, красавицу, в жены предлагал. А он отказался. Я и так с ним, и этак, а он все, ни в какую! Ну, что ты прикажешь делать. А у меня из-за его завода прибыли упали. В два, нет, в три раза! Савелий! Так и до банкротства недалеко. К тому же. Обида у меня на Гольдзмана.
– Это за эти синяки-то, что у тебя на морде красуются? – прищурился Разбогатеев.
– Да… Березина тоже не мешало бы слегка припугнуть. С другой стороны, он теперь на меня работать будет, а внешность тогда ему портить нельзя. На него клиенты хорошо клюют.
– Как скажешь, начальник. Но давай сначала с одним закончим, чтобы уже, так сказать, отпустить с миром. Живым, но не слишком целым.
После этих слов Савелий со своими подчиненными заржал во все горло. Машину даже немного повело в сторону, так силен был их гогот. Туркин только поморщился, его совсем не радовало то, что по долгу профессии приходится общаться с таким типами. Еще его никак не отпускала мысль. Свое имущество-то Добрыня ему отпишет, но этого Зиновию было мало. Уж больно понравилась ему невеста Гольдзмана. Соблазнительная девушка, давшая ему отпор, а перед этим спасшая от гибели, когда он неаккуратно подавился. Да, сглупил он, сразу накинувшись на нее. Все-таки надо было нежнее, что ли. Она явно не из тех, кто за деньги сделает все. Хоть и красивая.
Весь путь, до самого завода, Туркин итак и этак прикидывал, как бы ему и Анфису отобрать. Сколько комбинаций разных напридумывал, но в конечном итоге, пришел к выводу, что ни одна из них не сработает.
– Ладно,– решил он. – После разберемся.
– Что ты там бормочешь себе под нос? – заметил Разбогатеев.
– Ничего, приехали уже! Давайте, вытаскивайте его.
Глава 17
Без разлуки и любовь скука
– Неужели с Добрыней помирилась? – встретила меня тетушка в дверях.
– Нет, с чего ты взяла?
– Так поздно возвращаешься. Пойдем, я тебя накормлю и ты мне все расскажешь.
– Олечка, я не хочу есть. Пожалуйста, пойду лучше спать.
Тетушка мне не поверила, слишком уж хорошо знала свою племянницу. Поэтому и преградила дорогу в комнату, уперев руки в довольно худенькие бока.
– Рассказывай! Что ты опять натворила? Где была?!
– Это допрос?
– Это допрос. Ты вчера еще планировала таблеток наглотаться. А сегодня снова где-то и непонятно с кем пропадаешь. Мой брат мне никогда не простил бы, что недосмотрела за его дочуркой любимой.
