Двое надзирателей за стеклом приготовились выйти и усмирить крикунов.
Люди из “Братства”, проходившие позади Йоны, в коридоре повернулись и направились к Салиму. Надвинули капюшоны, развернулись спиной к камерам наблюдения.
Они не вооружены, явились напугать.
Йона остался на своем месте; он понял, что эти люди готовы к нападению. Салим в Халле торговал наркотиками, и Кронлид должен запугать или убить его, чтобы не потерять контроля над продажами.
– Ты начнешь в прачечной, но можешь выбрать учебу, – спокойно сказал Йона. – У нас учебный кружок… Не знаю, интересно тебе или нет, но в прошлом году трое закончили программу гимназии, и…
Первый из “братьев” толкнул Салима так, что стул перевернулся, Салим упал на бок, оперся на руку, тарелка загремела по полу, простокваша разбрызгалась.
Салим хотел подняться, но второй из нападавших пнул его в грудь так, что тот повалился назад, в стулья.
Правая нога вытянулась, подметка прочертила след в луже простокваши.
Йона сидел, попивая кофе.
Парни из Мальмё, на голову выше, вклинились между ними. Они спокойно оттолкнули людей из “Братства” и, улыбаясь, заговорили по-албански.
Надзиратели были уже в столовой, растаскивали группировки.
Салим поднялся на ноги. Пытаясь выглядеть невозмутимым и скрыть страх, он потрогал раненый локоть и сел на место.
Йона протянул ему салфетку.
– Спасибо.
– Мне кажется, у тебя на рубашке брызги простокваши.
Салим стер пятна, сложил салфетку. Йона подумал, что нападение было ложным, просто отвлекающий маневр.
Он прищурился на Рейнера, пытаясь прочитать по его лицу, каким будет второй заход.
Надзиратели поговорили с обоими нападавшими – те заявили, что Рачен спровоцировал их.
Ситуация разрешилась задолго до того, как явилась спецгруппа с дубинками и слезоточивым газом.
Йона понимал, что единственная возможность проникнуть в организацию Салима до среды – это воспользоваться тем, что Салима перевезли из Халля без предупреждения.
Там он, вероятно, выстроил свою наркоорганизацию для связи с волей.
Разумеется, он учитывал риск быть раскрытым. Но такой риск – нет.
Если он в самом деле руководил из тюрьмы террористической группой, то теперь оказался внезапно отрезанным от нее.
Как оперативный руководитель, он должен немедленно найти связного, восстановить связь.
Если полученная от службы безопасности информация верна, то положение у Салима Рачена отчаянное, ведь он должен дать отмашку на убийство в среду.
Йона посмотрел на Салима, тот сидел, обхватив себя рукой; на темно-коричневой поверхности кофе образовалось светлое кольцо.
– Не надо мне было пить этот кофе, – заметил Йона.
– Верно, – сказал Салим.
Он быстро произнес благодарность Господу за пищу и встал.
Йона сказал Салиму, чтобы тот еще раз подумал насчет учебы.
У заключенных было десять минут – привести себя в порядок перед прачечной, учебой или мастерской.
Оказавшись у себя в камере, Йона понял, что ее обыскивали: кровать разворошена, одежда валяется на полу, кто-то топтал его письма, книги и фотографии.
Он вошел и вернул на место фотографию дочери, Люми, погладил ее и принялся убираться.
Он собрал разбросанные письма, расправил их, постоял, держа в руке первое письмо Валерии и вспоминая, как получил его. В тюрьме готовились к Рождеству. После праздничного ужина (без спиртного) в отделение явился рождественский гном.
– Хо-хо-хо, есть здесь непослушные ребята? – вопросил он.
Первое письмо Валерии оказалось настоящим рождественским подарком. Тем вечером Йона читал его у себя в камере.
Дорогой Йона,
ты, наверное, удивлен, зачем я пишу тебе, ведь прошло столько лет. Ответ прост. Честно сказать, раньше я не решалась заговорить с тобой. Только теперь, когда ты в тюрьме, я осмеливаюсь написать тебе.
Мы оба знаем, что наши жизненные пути сильно разошлись. То, что ты стал полицейским, неудивительно, но чтобы я пошла в противоположном направлении – такого я и выдумать не могла, ты это знаешь. Не думаю, что это в моей натуре, но в жизни всякое случается, человек выбирает извилистую дорожку, которая ведет его вперед, и оказывается в месте, куда он совершенно не намеревался прийти.
Сейчас я другой человек, я живу обычной жизнью, разведена и у меня двое взрослых сыновей, я работаю старшим садовником уже много лет, но я никогда не забуду, что такое тюрьма.
Ты, наверное, женат, у тебя куча детей, которые все время навещают тебя, но если тебе одиноко – я обязательно приду.
Я знаю, что мы были ужасно молоды, когда встречались, что это было в наш последний школьный год, но я никогда не переставала думать о тебе.
Искренне твоя,
Валерия
Йона сложил письмо, положил его к остальным, поднял с пола постельное белье, встряхнул. Он не смел думать, что задание, полученное от премьер-министра, приведет к помилованию.
Жизнь под замком и ощущение бессилия стали бы невыносимы, если бы он начал грезить о свободе. Он захотел бы поехать в Париж, повидать Люми, захотел бы встретиться с Валерией, побыть на могиле Дисы на кладбище в Хаммарбю, отправиться в место упокоения Суумы, на север.
Йона прогнал эти желания. Он застелил койку, заправил покрывало под матрас, взбил подушку и вернул ее на место.
Глава 29
После трех часов занятий Йону и Марко выпустили через шлюзовые двери библиотеки. Они спустились в кульверт и пошли в столовую, на обед.
Система безопасности в тюрьме Кумла сводилась к ограничению передвижений и контактов между людьми.
Заключенные в каждой секции сами по мере сил заботились о своих передвижениях, что должно было предотвратить возможные конфликты между ними. Вспыхнувшая ссора не вышла бы за пределы одного коридора.
Йона и Марко пришли на перекресток, где Салим и парни из Мальмё уже ждали, когда откроется дверь. Имре еще раз нажал на кнопку.
Салим поглядел на старый рисунок на стене, оставшийся с восьмидесятых годов. Выцветший пляж и юная красотка в бикини.
– Пока вы стирали двадцать тонн трусов и простыней, я изучал программу гимназии, – улыбаясь, сказал Марко.
Вместо ответа Салим огрызком карандаша написал на спине женщины “Fuck you”.
После обеда заключенным полагалась часовая прогулка во дворе. Тот единственный час, когда можно ощутить дуновение ветра на лице, проследить взглядом за бабочкой летом или разбить каблуком лед на луже зимой.