Кажется, Катрин сама убеждает себя. Да пожалуйста! Никто ей не мешает. Только делала бы она это в другом месте, а то от ее присутствия мне все время холодно. Я же пока занялась пострадавшим телефоном — связь с внешним миром иногда бывает необходима. Разложила перед собой корпус, крышечку, аккумулятор, сим-карту. Мой телефон ранен смертельно. Но чтобы жить дальше, порой надо умереть. Такова истина нового дня. А теперь пора моему телефону восстать из могилы.
— Маленькие неприятности? У кого их не бывает? Сколько таких было! — быстро говорила Катрин, расхаживая по комнате. На меня она не смотрела. В ее монологе собеседник был не нужен. — Меня однажды пытались сжечь. Ха-ха! — Она запрокинула голову, разразившись ненатуральным смехом. — Конец девятнадцатого века, Швейцария, Лозанна, а эти дураки все еще верили в ведьм и колдунов! Ах, какой был город! Столько богачей туда съезжалось, мне было где развернуться. Ну, подумаешь, в одной гостинице в течение недели из окон номеров выпали три человека. Трагические совпадения! Любовались видом, поскользнулись… Так удобно! Когда тело в крови, никто не обратит внимания на небольшие ранки на шее. А деньги… Что за ерунда? Нужно же мне было на что-то жить! Но олухи-швейцарцы плохо поддаются гипнозу, помнят только правила, никакого воображения. И ты представляешь, какая-то горничная начала вопить, что я ведьма. Меня реально собирались сжечь! Хорошо, кто-то догадался вызвать жандармерию. Дичь какая-то: чуть что — сразу жечь. А войны? Вот когда был рай! Почему сейчас не устраивают таких масштабных заварушек? Приходится прятаться, выворачиваться. А что я такого сделала? Пыталась убить человека! Ну, так ведь не убила! — Мне показалось, что ей просто хотелось выговориться. — И вдруг все против меня. Он, — неопределенный жест в сторону окна, — все, что угодно. А я… — нежно прижатые к груди руки. — И сразу травля! В отличие от некоторых, у меня хотя бы оригинальный подход. Не могу же я повторять за каким-то мальчишкой! А что? — Катрин крутанулась на месте. — Вот возьму и влюблюсь в какого-нибудь человечка, буду всюду таскать его с собой. Очень удобно. Всегда есть с кем поболтать, и еда под рукой. — Она скривилась. — Нет, играть с едой нехорошо.
Скотч сотворил чудо. Телефон не только стал похож сам на себя, он еще и продолжил заряжаться. Но что я хочу от него получить? Я нажала на кнопку включения. Сотовый пропиликал, поймав сеть. Вместе с появившейся на экране елочкой во мне снова проснулась тревога. Ощущение неприятное: что-то должно произойти. Или уже происходит? И это не касалось Катрин. Собственно, что она может сделать? Ну, побегает, побесится. Убьет меня? Вряд ли. Потащит с собой в Москву? Она, конечно, сильная, но волочить меня полторы тысячи километров ей не под силу. Не устанет, так надоест. И опять же, не стоит забывать про Макса. Догонит, отнимет. А я всю дорогу буду кричать: «Несет меня лиса за темные леса, за высокие горы! Кот и Петух, спасите меня…»
Нет, Катрин меня совсем не пугала. Но в воздухе словно поменялся химический состав. Птицы затихают перед грозой, кошки прячутся перед землетрясением, собаки поджимают хвосты, ожидая возвращения разъяренного хозяина. Причем происходило это не вокруг меня, а — со мной. Только не здесь. В другом месте. Кто-то как будто протягивал руку и запускал ее мне в душу. И сердце начинало возмущенно скрестись по ребрам — ему не оставалось места, оно так старалось быть незаметным, и ему даже незаметности не оставляли…
Катрин замерла, широко распахнутыми глазами посмотрела в окно. Она тоже это ощущает? Значит, это происходит не только со мной? Я сжала в кулаке телефон, опустилась на кровать.
От подоконника Катрин метнулась ко мне.
Дышать стало нечем.
Вампирша быстро окинула меня взглядом, словно проверяла полную комплектацию — руки, ноги, голова, уши, нос, родимое пятно на плече.
— Этого только не хватало! — прошипела вампирша.
Мое тело взорвалось болью, и я потеряла сознание…
— Где ты, где ты? Ну, где ты? — надрывалась у меня над головой птичка. — Где ты, где ты? — с тоской спрашивала она меня.
— Здесь, — хотела ответить я и прогнать зануду. Мешает человеку спать… Но голоса не было. Горло было чем-то забито, я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Потом пришел холод — палач с тонкими иголками, которыми он нещадно колол меня. Я только никак не могла понять, откуда в моей комнате птицы. До двенадцатого этажа они редко когда долетали.
А занудная песня продолжала звучать, требовать от меня вернуться к жизни.
Потом я поняла, что у меня какая-то странная поза. Если я дома на кровати, то почему в бок мне что-то упирается? Почему мне холодно, куда делось одеяло? И почему над головой так глухо что-то ухает, рождая ощущение отсутствия потолка.
«Вот так и живем без крыши», — грустно заметило сознание, и в голове моей случился маленький сумбур, потому что надо было как-то срочно соединить то, в чем я еще секунду назад была убеждена, с тем, что медленно на меня наваливалось. С действительностью.
Потолка не было. Не было стен, пола и кровати. Я лежала на земле. В кулаке у меня был зажат сотовый телефон. Он и издавал странные звуки, похожие на последний писк умирающей канарейки — от удара у него что-то стало с микрофоном. Причем экран не загорался, поэтому в темноте я не могла определить, кто звонит.
На кнопку я нажимала тоже на ощупь.
— Гурьева, знаешь, кто ты? — ворвался в мое взбаламученное сознание голос Колосова.
— Знаю. — Я с трудом смогла прокашляться, чтобы ему ответить.
— А если знаешь, то какого черта ты устраиваешь такое? — завопил он. — Где ты? Я этого идиота убью когда-нибудь! Говори, ты где?
«А он вырос, — отметила я. — Здорово вырос. Еше совсем недавно таким не был. Прыгал, бегал, размахивал саблей, изображал из себя героя. А теперь… Теперь он другой».
— Не знаю, — выдавила я и попробовала оглянуться. Но с шеей от долгой неудобной позы что-то произошло, она не шевелилась.
— Зато я знаю! — надрывался Пашка, отвечая на какие-то свои мысли. — Куда тебя унесло? Ты же болеешь!
— Меня унесли. — Вокруг был лес. Вечерний сумрак скрадывал ближайшие деревья, остальное тонуло в темноте. — Куда-то, — добавила я, пытаясь вспомнить, как здесь оказалась. Память ускользала, оставляя только цветовые пятна. Что-то рыжее. И белое.
— Куда унесли? — взвыл Колосов. — Где ты? — повторил он вопрос птички.
Темнота вокруг наступила, прижала меня к земле. Я начала медленно приходить в себя.
— Ой… — вырвалось из горла. Страх взорвался изнутри противными газированными пузыриками. Руки были влажные, джинсы промокли, блузка перепачкана в земле.
— Что с тобой? — Мне так и виделось, как Пашка нахмурился, чуть склонившсь вперед.
— Я… я в парке.
Я узнала место. Пригорок, березки, дорожки — одна идет прямо, мимо речки к озеру, от нее отделяется вторая, узенькая — она будет петлять между деревьев до далекой автострады. Я сижу аккуратно между ними. Как настоящий рыцарь на распутье. Но от рыцаря меня отличало одно весьма существенное обстоятельство — я была босиком, и от холода не чувствовала своих ног.
