– Кубаи известные и благородные воины, сыны Таргутая, да славится его имя в веках! То, что сделал Аман, непростительно, но ни я, ни Аманид не участвовали в том набеге. Азамат и его бунчук прошли восточнее земель кубаев, а я откочевал на юг до того, как Аман и Жучиль совершили злодеяние, которое посеяло вражду между нами…
– Я тебе не верю! – прорычал Чичегул. – Мрассу…
– Стой, кубай, – хрипло проговорил Лал, побледнев до серого цвета, – ты оскорбил меня незаслуженно, но среди нас есть шаман. Пусть явит нам свое мастерство и скажет, кто здесь лжец!
Колдун с погремушками потянул Чичегула за рукав, тот нехотя склонился к нему, но, послушав, довольно ухмыльнулся и сказал:
– Есть способ! Вы его называете Кыжап-быырз
[55], а мы – Ак-хорс
[56]. Что скажешь?
Лал молча кивнул, вид у него был неважный.
Чичегул, напротив, заметно оживился, заговорил быстро, с напором:
– Если уважаемый в степи Лал Кирипчак пройдет испытание, Шестеро поклянутся в вечной дружбе Серпу и Азамату, и ваше войско не только беспрепятственно пройдет через земли кубаев, но мы вместе осадим Карлук и младший Аманид станет султаном черных мрассу! В противном случае вы уберетесь восвояси и отдадите нам Узана и половину своего скота и золота.
– Ты неплохо осведомлен, Чичегул, – хмыкнул Петр, – но твои желания чрезмерны, половина наших стад – справедливая цена, но мы не уйдем! Быки, лошади и шаман будут ценой поражения Лала и нашей платой за проход на Карлук! Иначе я вызову из Славена тысячу всадников, и мы огнем и мечом проложим себе дорогу! А если Лал пройдет испытание – кубаи пойдут с нами, ваши мечи не будут лишними!
Чичегул вопросительно посмотрел на своего спутника, тот кивнул. Рыжий гигант веско сказал:
– Да будет так! Ак-хорс состоится в полночь, на лысом холме, в четырех стрельбищах к востоку отсюда!
Кубаи поднялись и пошли к своим лошадям, мы проводили их стоя. Когда Чичегул и шаман присоединились к своим и скрылись в зарослях ковыля, мы сели и выпили еще пару раз в молчании.
Я поинтересовался у мрассу:
– О чем говорили кубаи, что это за ритуал?
Азамат хмуро ответил:
– Когда неясно, говорит человек правду или нет, то его перед лицом отца – неба Тенгри и матери-земли Сао-Уэй подвергают суду Бархудара: он должен пройти испытания стихиями и воплощениями предков. И, уже очищенный страхом и муками, человек должен повторить свои слова, как клятву – тогда все сомнения считаются развеянными и все в Великой Степи обязаны верить его словам, как своим.
– Ясно! Ну, что, Лал, как, сдюжишь? – спросил я у степняка.
Мрассу, который только-только стал приобретать свой естественный темно-желтый цвет, снова стал серым и выдавил:
– У меня выхода нет – или, как ты говоришь, сдюжу, или погибну!
Я понял, что мучаю его своими расспросами, и заткнулся. Мы еще выпили «на посошок», хотя уместнее, в сложившихся обстоятельствах, ее называть «стременной». Мрассу поехали к себе, мы двинулись в лагерь. Несмотря на поздний час, среди телег-стен царила суматоха: и обозные, и военные укрепляли лагерь: углубляли и расширяли ров, наращивали вал. Да еще и натягивали над шатрами сеть наподобие рыболовной, а под ней устанавливали на оглоблях плетеный навес.
К Петру подскочил десятник Бус и отрапортовал:
– Давече гонец от мрассу был, сказывал, с востока караюрты едуть, большим числом, без баб и детишек, токмо воинский люд. Похоже, кубаям в помощь, не меньше пяти бунчуков якобы… Гонца расспросил, почему думает, что караюрты соединиться с кубаями хотят, а не в набег идут, – мрассу ответил, что караюрты кубаям – кровная родня и у них жус
[57], а еще к ним могут жужубуны прийти по тем же причинам. По всему выходит: кубаи к большому походу готовятся – не на Славен ли?
– Нет, Бус, на Карлук они хотят бежать, счет к мрассу у них сложился немалый, а что укрепились – молодцы! Лишним не будет, – ответил Петр и тут же отдал приказ: – Тве позови.
Бус убежал в лагерь. Мы спешились, ожидая предводителя троллей. По степи бежали тревожные тени облаков, солнце скрылось за ними, подступали сумерки.
Я спросил командира русских всадников:
– А сеть над лагерем для чего?
– Скоро сам увидишь, – буркнул Петр, занятый своими думами, он ускорил шаг и устремился к своему шатру, на ходу отдавая приказы и распоряжения.
От командира в разные стороны бросились десятники и обозные, все забурлило с удвоенной силой, как будто в воду кинули камень, и круги помчались во все стороны, распространяя волю командира, от человека к человеку, от задачи к задаче. Да, вот как выглядит прирожденный лидер! Мне заняться чем-то определенным в голову не приходило, поэтому я решил наведаться к своему пленнику кубаю, посмотреть, как у него дела. После встречи с Чичегулом стало ясно, что у меня «в гостях» серьезная фигура.
Шаман сидел на цепи за моим шатром, железный поводок был прицеплен к стальному ошейнику, ноги и левую руку бдительные стражи окутали толстой проволокой. Правой рукой шаман держал кувшин с водой и жадно пил, пыхтел и отдувался, как животное.
Почувствовав звериным нюхом мое присутствие, он резко обернулся и оскалил зубы.
– Стой, чудовище, не приближайся, огненная тварь, ползи к своим, оставь людей! – вопил шаман, брызгал слюной и делал свободной рукой какие-то знаки. Мне на секунду показалось, что передо мной возникает водная завеса. Но все внезапно кончилось, шаман завизжал от боли, катаясь по земле.
Над ним стоял Сергий с палкой и строжился:
– Что я тебе говорил про колдовство поганое, а? Еще раз огреть или уже в разум пришел?
Сергий снова замахнулся на колдуна, но я его остановил:
– Хватит с него! И принеси ему чего-нибудь поесть!
Сергий недовольно зыркнул на меня, но послушался, ворча на ходу:
– Еще припасы переводить на демонов кубайских!
Я присел на корточки рядом со степным колдуном и сказал:
– Скоро, Узан, ты уйдешь к своим, а до той поры не безобразничай, а то так на цепи и останешься.
Шаман сверкнул на меня глазами, но промолчал. Я поднял с земли кувшин с водой, но кубай отшвырнул его от себя, шипя и плюясь, завопил:
– От тебя ничего не приму, оставь меня!
Мне надоело с ним возиться, и я отправился в шатер. Там меня ждал Григорий, и мы стали надевать на меня отремонтированные доспехи. Помня свой негативный опыт с полным облачением, восстановленные серпы, сверкающие остротой, я на локти цеплять не стал. А то лежать-сидеть помешают.
