Мрассу, примкнувшие к смутьянам, воспользовавшись сумятицей, скрылись, чем вызвали праведное возмущение своих собратьев. Степняки, воевавшие с братьями ордена плечо к плечу и тоже потерпевшие немалый урон, немедленно снарядили погоню за предателями и гонца к Тикуну с вестью о предательстве беглецов.
Барон, осмотревший свое поредевшее воинство, понял, что преследовать козлоголового на землях враждебных и малоизвестных опасно. Хотя знал, где зло совьет свое змеиное гнездо: сломленные пытками служки в один голос клялись, что их лидер направился в Руссию. Он надеялся выстроить новый оплот в окрестностях Славена, на капище какого-то древнего бога…»
Глава 13
Старый друг лучше новых двух!
Рукопись была без окончания, но оно и не требовалось, чтобы понять, сколько времени и сил потрачено впустую. Козломордый был у меня под носом, которым я вспахал половину Дикого Поля! Судя по дате написания трактата, подвиги удалой барон и храбрый стратиг совершали в пещерах полтора года назад.
Значит, мне срочно нужно обратно домой, в Славен. Я почти бегом бросился к Петру и в двух словах все рассказал. Воевода поразмышлял с минуту и пыл мой остудил: на пир идти все равно придется – союзники мое отсутствие заметят – могут обидеться.
Решили мой отъезд отложить до утра. И то, что я козлоголового в Славене отыщу, Петр тоже подверг сомнению: дело сыскарское, тут Вострый со своими ярыжками
[91] не в пример полезнее будет. Ему, дескать, и следует постараться.
Поход же наш главный всадник княжеского войска бесполезным не считал – союзниками обзавелись, на султанском троне мрассу – Азамат, если и не явный сторонник руссов, то человек, безусловно, обязанный Славенскому князю. Такого никогда не случалось в Диком Поле, и значение такого события трудно переоценить.
– Так что нечего горячку пороть, – подытожил Петр, – иди, наряжайся и на пиру про свой отъезд никому не говори. Если нужно что кому, сам и поясню – по обстоятельствам. Я с войском выступлю третьего дня, не раньше. А ты налегке можешь утром отправляться, если, конечно, в силах себя почувствуешь.
Как решили, так и поступили.
Только пышное празднество было мне не в радость, на здравицы я вымученно улыбался и почти не пил, настроение не то. С трудом дождался момента, когда такое, поначалу крепкое, сообщество любителей кумыса, вина и браги стало распадаться на тройки, двойки, а иногда и единицы, увлеченные измененным состоянием сознания и интересной беседой с умными собеседниками или, в последнем случае, и вовсе – гением!
Использовав это замечательное мгновение, я незаметно ускользнул. Наскоро собрал суму́. Отдал своим обозным распоряжения, задал овса Ассаму и забылся недолгим сном.
С первыми лучами солнца я уже мчался на своем вороном коне в Славен быстрее ветра. Стоило мне подумать о городе, как все вокруг смазалось и замелькало неясными картинами: вот, кажется, задумчивый пастух с изумлением смотрит вслед черному вихрю; конный разведчик неведомого роду-племени шлет нам вслед стрелу. Но где ей догнать Ассама – бессильная, утратив способность лететь, падает она в густую траву. Стая волков удивленно нюхает воздух. Несколько молодых самцов азартно бросается в погоню. Где там, даже им не под силу – уже и след простыл.
Неожиданно полет прекращается на опушке Восточного леса, Ассам удивленно зафыркал, перешел на размашистую рысь. На этот раз дорога на Славен при нашем приближении не распрямилась, не двигалась, а так и осталась утоптанной широкой извилистой тропой. Деревья будто сдвигались, сучья хватались за одежду. Через несколько минут мы снова оказались на опушке, я не сдержал радостный вопль, восхищенный перспективой увидеть родные стены… но перед нами простиралось травяное море Дикого Поля.
Я развернул коня. Проехал снова по дороге – …и тот же результат – Дикое Поле! Перед тем как сделать еще одну попытку, я вспомнил слова Эйнштейна: «бессмысленно продолжать делать то же самое и ждать других результатов». И… остановился, озаренный догадкой, сразу понял, чьи это проделки. Ведь все гениальное просто!
– Горян, выходи! – крикнул я в чащу.
– И тебе здравствовать, – раздался знакомый голос у самых копыт Ассама.
Главный леший Восточного леса поблескивал лукавыми глазенками, улыбаясь во всю ежиную пасть, поглаживал сухой маленькой ручонкой наклонившуюся к нему конскую морду.
– Ты что творишь, колючка?!! У меня в Славене дел невпроворот, причем срочных, а ты потешаешься невпопад да не ко времени!!!
– А у тебя все бегом, Велесси, все впопыхах, а иной раз остановиться надо, осмотреться… Обещания опять же выполнять – тоже обязанность. Не терпящая отлагательств!
Тут я вспомнил, что должен на обратном пути в гости к лешим пожаловать. А за всей этой кутерьмой забыл.
– Горян, ты прости меня, да только мне не до пиров, не до застолий! Найти мне нужно тварь одну, колдовскую… – попытался было я увещевать лешего.
Только он меня тут же перебил.
– Надо, так поезжай, кто тебе не дает?! – лукаво заблестел глазами-пуговицами Горян, прямо игрушка плюшевая. – Вон дорога!
Ну, что ты с ним сделаешь, с ежом упрямым. Слез я с коня, повел в поводу.
– Вот и хорошо, вот и славно! – обрадовался старшина леших и указал в сторону от дороги, мол, туда нам.
В глубь леса вела едва заметная тропка – так, только трава примята. Как только мы оказались под сенью лесных крон, деревья вокруг изменились: стали гуще, выше. Могучие стволы обступили со всех сторон. Еще секунду назад мы шли по редколесью опушки, а теперь находились в чаще лесной.
Глазам нашим предстала симпатичная полянка, освещенная редкими лучами солнца, с трудом пробивавшими себе дорогу сквозь густую зеленую листву. В середине лесного лужка возвышался огромный пень, вокруг него валялись толстые колоды, отполированные задами леших до блеска.
На импровизированном столе, в деревянных лоханках и на дощатых блюдах, нас ожидали дары леса: клюква, брусника, черника, костяника, морошка, земляника, малина и кислица
[92], сладкие корешки саранки
[93] и зеленый дикий горошек – чего только тут не было!
