Зал замер. Стало слышно, как тяжело задышал Клемансо. Это была его ахиллесова пята. Вопрос означал, что его лично обвиняют в измене и шпионаже. Левый радикал, социалист, поборник славы Франции и гроза кабинетов, который своими острыми, умными, едкими и аргументированными выступлениями ввергал правительство в пучину кризиса, оказался в ложной ситуации. «Тигр», как прозвали Клемансо за агрессивную, атакующую манеру спичей, после довольно слабого опровержения достаточно экспрессивно бросил в затихший зал: «Господин Дерулед, вы солгали». И Клемансо послал Деруледу вызов на дуэль. Условия дуэли были убийственными: три выстрела с 25 метров. Большая толпа людей сопровождала депутатов, чтобы быть свидетелями, как люди чести умирают «за честь и величие Франции».
Тупой шовинист и острый радикал обменялись выстрелами. К великому разочарованию толпы, никто не был убит. Хотя честь Франции и была спасена, кровавый спектакль не состоялся. Стрелки вернулись в парламент. Деруледа, хотя он никого и не убил, чествовали как героя. Клемансо слишком многим досадил, а потому всех еще больше раздражало то, что он не дал себя убить. Дерулед нашел еще одно неопровержимое доказательство того, что Клемансо был тайным агентом: оказалось, что он бегло говорил по-английски. Парламентарии не могли не согласиться с этим аргументом. Можно полагать, что только тайные агенты Англии говорили во Франции по-английски. По этому поводу Дерулед сорвал новые аплодисменты «отцов отечества». «Тигр» вновь вызвал «обидчика» на дуэль, на этот раз с намерением убить. Он был прекрасным стрелком.
В этом деле Клемансо преследовали неудачи. В дуэли ему отказали. Тогда в радикальной газете «Жюстись», что в переводе с французского означает «Правосудие», Клемансо оскорбил Деруледа: «Этот субъект известен как лжец. Теперь он показал себя еще трусом. И этого достаточно!» Но этого оказалось явно недостаточно. Газета «Кокард» поместила редакционную статью, в которой отмечала, что имеет документы, неопровержимо доказывающие шпионскую деятельность Клемансо в пользу иностранной державы.
Дело было в том, что негр по имени Нортон представился врагам Клемансо переводчиком при английском посольстве и предложил в обмен на 100 тыс. фр. 14 писем, изобличающих Клемансо как агента английской разведки. Ликованию правых не было предела. Им виделось, что Клемансо — уже политический труп, и они поспешили поведать об этом всему миру. Доставленные Нортоном письма были в копиях, но за гербовыми печатями и на официальных бланках, с пометкой «Служба секретных фондов» и за подписью секретаря британского министерства иностранных дел Листера. В списке английских агентов значился и Клемансо. Дело выглядело слишком серьезным, и было решено проверить, есть ли в посольстве такие люди. Нортон и Листер там значились.
24 июня 1893 г. соратник Деруледа, депутат Мильвуа, в предчувствии триумфа поднялся на трибуну и был… осмеян. Обвинения были настолько несерьезными, насколько представленные неопровержимые улики — фальшивыми. Оказалось, что хотя Нортон и Листер значились в списках английского посольства, но они не имели никакого отношения к тому негру, который продал им документы. Черный человек сделал свой черный бизнес.
Желание видеть Клемансо раздавленным было настолько велико, что не заметили, как за огромную сумму им подсунули поддельные документы. Два голоса, прозвучавших против осуждения Деруледа и Мильвуа, принадлежали Деруледу и Мильвуа. Им пришлось покинуть парламент.
Клемансо подал в суд и получил с клеветников один сантим, как то и предусмотрено законом. Хотя Клемансо и вышел почти незапачканным, но потерял мандат депутата. Избиратели, помня, что не то он что-то своровал, не то у него что-то своровали, прокатили «Тигра», как котенка. Впервые в 52 года он оказался не у дел. Что ни говори, возраст, не самый подходящий для начала новой жизни.
Пожалуй, из политических деятелей этой грандиозной финансовой аферы наиболее пострадал Клемансо, который потерял звание депутата и приобрел сомнительную честь называться агентом английской разведки. Если представить величие Франции в виде двуглавого Эльбруса, то, бесспорно, наиболее высокая вершина была покорена Наполеоном, вторая, так же бесспорно, — Клемансо, победителем в Первой мировой войне.
И вопрос совсем не риторический: был ли поднявшийся из нокдауна и занявший в грозные годы войны место на вершине государственной власти Клемансо замешан в этой афере? Бесспорно, «Тигр» любил Францию, работал на ее величие, не продавался иностранным разведкам, не торговал интересами нации. Но истина свидетельствует о том, что он искренне любил себя и свои удовольствия, а это в Париже стоит недешево. Если к этому прибавить, помимо семьи, любовь к оперной диве Роз Карон, то станет ясно, что денег надо было много. Клемансо не имел ни состояния, ни богатых родственников, Панамская компания дала ему Корнелиуса Герца с его деньгами. Клемансо и воспринял это как дар небесный. Не случайно он позже утверждал, что его друг был законченным мошенником и, «к сожалению, этого не было написано на кончике его носа». На кончике, может, и не было, но вся его жизнь и желание угодить властям деньгами и услугами были тому порукой. И не мог политик не знать, что Корнелиус не всем нуждающимся дает деньги, а только тем, в ком он и его «друзья» нуждаются.
Людям свойственно прощать себе то, за что другие, по их мнению, заслуживают казни. Клемансо, который глубоко и искренне ненавидел фальшь и коррупцию и никогда не упускал случая ввязаться в борьбу за чистый облик государственных деятелей, считал для себя позволительным пользоваться карманом «бескорыстных» друзей вообще и Корнелиуса Герца в первую очередь, который вовремя сбежал из Франции.
Между тем судебная машина медленно проворачивалась, выявляя все новые имена «проворовавшихся сторожей». Все происходило, как в известной книге Ильфа и Петрова. Лессепсу-старшему в 1893 г., когда суд близился к концу, исполнилось 88 лет, а потому он стал неподсуден, ибо в эти годы человек ближе к небесному престолу, чем к земной суете. В отличие от зиц-председателя из «Золотого теленка», Лессепс-старший не собирался сидеть, а потому его сын, который и заправлял всеми делами, назвал новое имя — Байо. Будучи министром общественных работ, он получил около 400 тыс. фр. в дополнение к министерскому жалованью от Панамской компании.
Министр стал каяться в «помутнении разума», нашедшем на него, когда он согласился взять «проклятые деньги». Другие пять членов парламента стали уверять серьезно и громогласно, что вообще не знают, что такое взятка, а то, что им Панамская компания «заплатила», так это «гонорары за консультации и экспертные оценки». За «отсутствием улик» их оправдали, а Байо, возможно единственный человек, искренне каявшийся, поплатился пятью годами тюрьмы и штрафом в 750 тыс. фр. Высокие слова «министр и депутат» стали синонимами слов «мошенник и взяточник». Правда, и это было не ново. На оскорбление «подлец» еще шекспировский Яго отвечал не меньшим оскорблением: «А ты сенатор!»
В этом же году состоялся суд над директоратом Панамской компании по обвинению в мошенничестве и злоупотреблении доверием. Оба Лессепса и инженер Эйфель отрицали свою вину на том основании, что те, кто были поставлены соблюдать законы, требовали с них денег за выполнение собственных прямых обязанностей. Жаловаться на властей, как известно, некуда.
