— Знать бы, к кому она шла вчера… — произнес вслух Павел.
— Ко мне. Позвонила и предупредила, чтобы я ждал ее, потому что она хочет сообщить мне нечто очень важное.
— То же самое она сказала Алене Сорокиной.
— Не знаю, но у меня с Аленой нет общих дел. Это совпадение просто. Важно другое — что мы с Кариной уже месяца полтора не встречались. То есть виделись случайно, но она всегда разворачивалась и быстро уходила, словно боялась…
— А было почему?
— Я тут же, чтобы не бежать следом, набирал ее номер, видел, как она смотрит на контакт вызывающего и сбрасывает вызов. Когда же она наконец отозвалась однажды, то сказала, что не хочет мешать моему счастью.
— Что это означало?
Уманский пожал плечами:
— Не хочу гадать. Она зачастую делала неверные выводы, особенно когда ей кто-то наговорит всякой ерунды.
— Кто и какой ерунды?
— Не знаю. Но, вероятно, могли сообщить, что ее подруга Алена приходила ко мне одна поздно вечером.
— Это правда?
— Правда, чего ж скрывать? Только она приходила всего раз и с обычной для нее просьбой — просила денег. Только попросила не тысячу или две тысячи рублей, как обычно, а больше. Поскольку сумма, по ее понятиям, была значительной, то она думала, что после совместного распития лаптевской смородиновой я потеряю голову и клюну на ее прелести. Вдобавок она наврала, что у Карины уже давно другой — значительно моложе меня, потому что я в силу возраста, по словам Карины, слаб в постели. Это была явная провокация, по ее мысли, каждый мужчина должен тут же броситься доказывать обратное. Денег я дал и попросил больше не беспокоить меня никогда. А поскольку она оставалась на месте и даже попыталась раздеться, то я позвонил ее мужу и попросил забрать жену. Аркаша примчался очень быстро, поблагодарил меня и увел Алену, которая не очень-то сопротивлялась.
— Не сказала, на что ей нужны деньги?
— Будто бы хочет купить Аркадию «Газель» с тентом, чтобы он зарабатывал грузоперевозками. — Уманский поднялся. — Пойду, пожалуй. Честно говоря, эти воспоминания как-то действуют на меня не благостно. А вы заходите ко мне, если будут вопросы. Или просто так. Можно прямо сегодня. Я — человек умеренно пьющий, но сегодня хочется нарушить свои привычки. Карину хочется помянуть: все же мы с ней столько времени были близкими друг другу людьми.
Уманский ушел, а Кудеяров остался и, глядя в окно, размышлял, что можно вынести из услышанного. Все равно никакой стройной версии не получалось. Не думать же, что пожилая женщина, тем более учительница, подкараулила и задушила Карину только за то, что у той ребенок от ее мужа. Причем ребенок этот — не плод долгой любовной связи, а результат преступления. Можно поверить, что Лидия Степановна отравила мужа. Не отравила даже, а дала не то лекарство. Но доказать это все равно не удастся, а признаваться в убийстве вдова, конечно, не будет.
Вообще после этого разговора вопросов по-явилось еще больше. Уманский пусть и серьезный человек, но говорил чересчур много, и большая часть из рассказанного едва ли поможет делу, хотя и раскрывает сущность некоторых людей. Вскользь прошелся по Погудину, Ашимову и Кулькову. Даже о преступлении Друяна поведал. Хотя того уже нет на свете и подозреваемым он быть никак не может. И вообще, почему все и он сам в том числе, майор юстиции Кудеяров, решили, что убийца — обязательно кто-то из живущих на этой маленькой улочке? А вдруг посторонний человек поджидал девушку, прячась среди густых туй? И то, что момент убийства не попал на камеры видеонаблюдения, — так это просто случайность.
Павел набрал номер Францева, участковый ответил, что уже на подходе. И действительно, вошел в квартиру через пару минут, посмотрел по сторонам и спросил:
— Долго беседовали?
— Почти все время, что ты отсутствовал. На мой взгляд, Уманский — не убийца. Умный, осторожный, уверенный в себе человек. Вряд ли он может убить женщину, с которой его что-то связывало.
— Постель не всех связывает, — усмехнулся Францев.
— Для нормальных мужчин, которые не прыгают из койки в койку, секса нет — есть любовь. А Уманский — нормальный.
— Ну-ну, — усмехнулся участковый. — И это мне говорит майор юстиции, который должен знать, что очень многие уважаемые обществом мужчины готовы убить свою давнюю любовницу лишь потому, что связь с ней может подорвать репутацию. Вчера я думал, что убийца ушел лесом. Но сегодня нашлись свидетели, которые сидели на полянке почти за футбольным полем, откуда видна тропинка и забор Друянов, и они все трое в один голос уверяют, что никого не видели.
— Не видели или никого не было там?
— Да какая разница! Я тоже посидел на этой полянке. Забор целиком и место убийства оттуда не просматривается, но если бы кто-то попытался войти в лес, то был бы как на ладони. Из этого я сделал вывод, к которому пришел еще вчера вечером, — убийца живет на Боровой улице. Если бы убийца жил на четной стороне, то камеры зафиксировали бы его выход навстречу Карине, а потом возвращение, но этого нет. Значит, кто-то из живущих на противоположной стороне, как раз там, где задушили Сорокину. Лидия Степановна отпадает по определению, говоря современным языком, по гендерному признаку. Адвоката не было в доме и вообще в городке. Отец Петр находился в храме. Матушка тоже вряд ли могла… Видел бы ты эту матушку. В платочек закутана, смотрит сквозь тебя… Да и вообще баба, а ведет себя как плаксивая девочка. В церкви молится перед иконами — и слезы в два ручья. Остается один Уманский, так что надо его раскручивать. Поводом для убийства могла стать элементарная ревность. Например, Леонид Владимирович узнал, что девушка, с которой у него были серьезные отношения и какие-то планы насчет нее, изменила. И в порыве сжигающей его страсти напал…
— Наружные камеры должны были что-то зафиксировать. Если убийца Уманский, то к этому месту он должен был как-то подобраться, а значит, попасть хотя бы в поле зрения камер соседских участков. Что они показали?
— Вот ты правильно спросил. Друяновские камеры не работали, потому что Лидия Степановна отключила их. У адвоката всего одна камера наблюдения, выходит на глухие въездные ворота. У отца Петра камер нет, потому что они ему не нужны — его Бог бережет. А Уманский — не клиент Погудина. Леонид Владимирович сигнализацию заказывал в другом месте. У него крутая сигналка, по словам Погудина. Весь периметр на фотоэлементах — на птичек срабатывает даже. Погудин ему, оказывается, позвонил утром и попросил записи камер для изучения. И что на это ответил твой нормальный человек?
Францев замолчал и насмешливо посмотрел на Павла.
— Откуда я могу знать, что он ответил? Не томи уж!
— Леонид Владимирович ответил, что идет к участковому для встречи с сотрудниками следственного комитета, а записей у него нет… То есть они имеются, только показывают лишь периметр забора и ворота с калиткой на предмет незаконного проникновения на его территорию, а что происходит за забором, его волнует мало. Погудин говорит, что если бы Уманский обратился к нему, то он бы поставил камеры с панорамным обзором, как у всех. Так что темнит что-то твой нормальный человек.
