Утром он уходил из дома, когда Вика была еще в постели. Перед расставанием он подошел и поцеловал ее, сказал, что вечером принесет шампанского. А теперь он вернется с шампанским, они его откроют, начнут радоваться, а он будет улыбаться и бояться проговориться, что знает о ее лжи.
Навстречу шел молодой священник с девушкой, волосы которой были спрятаны под черный платок. Вероятно, это и были отец Петр с женой. Они оба остановились, когда Францев с Павлом поравнялись с ними. Остановились, как будто хотели поговорить о чем-то.
Францев поздоровался, и Кудеяров сделал то же самое.
— Добрый день, дети мои, — приветливо улыбаясь, произнес священник, а его жена совсем неслышно прошептала что-то.
— Вы к Ашимову направляетесь? — полюбопытствовал участковый, хотя было и так понятно, куда идет эта пара.
— Да, — опять улыбнулся отец Петр. — Хотим выразить ему наше сочувствие и нашу скорбь. Потерять единственного сына — горе для каждого родителя.
— Вы правы, — согласился Павел. — Но это поймет лишь тот, кто сам имеет детей. Если господь приказал людям плодиться и размножаться, то величайший грех для человека — не следовать этому.
Молодая женщина порозовела.
А Кудеяров продолжал:
— Отец наш небесный благословляет каждый союз детьми не только за любовь к себе самому, но и за любовь земную…
— Вы кто, чтобы говорить это? — негромко и с обидой в голосе произнесла наконец молодая женщина.
— Я тот, кто всегда рядом, и если вы с батюшкой не можете выкорчевать грехи человеческие, как сорняки с грядок, я прихожу и устраняю вашу недоработку. Первородный грех не в том, что Адам с Евой согрешили, а в том, что Адам солгал, когда Господь спросил его. Первый человек ответил, что яблоко ему дала женщина. Вместо того чтобы взять вину на себя, Адам показал на другого. А потому Спаситель принял смерть на кресте, взяв на себя вину всего человечества.
— Зачем вы нам все это говорите? — уже без улыбки спросил отец Петр.
— Пытаюсь вернуть вас к Богу. Если вы любите отца нашего небесного, если вы любите вашу жену, то Бог даст вам много детей, рожденных в благолепии — в величественной красоте промысла Божьего. Ступайте с миром.
Павел поклонился и, подхватив под руку онемевшего Францева, потащил его дальше.
Потом отпустил его, и участковый обернулся.
— Стоят, — шепнул он и посмотрел на Кудеярова. — Я каждый день узнаю вас с новой стороны, товарищ майор юстиции. Откуда в вас это?
— У меня не было дедушки, умер до моего рождения, а вот прадед был. И я проводил каждое лето у него в деревне, где он был настоятелем сельской церкви — видимо, что-то он все-таки смог мне передать. Прадед умер во время службы. Почувствовал себя плохо, встал на колени перед ликом Богородицы и попросил принять его грешную душу. Я при этом присутствовал. Но ты особенно не расслабляйся, Коля. Еще более давний мой предок был разбойничьим атаманом… А вообще хорошо, что мы со здешним батюшкой встретились, теперь можно считать, что пообщались со всеми подозреваемыми.
— Ты и отца Петра подозревал?
— Не особо, но ведь мы же почти наверняка уверены, что убийца живет на этой улице.
— Я бы не утверждал так категорично.
За разговором они дошли до рынка, участковый заскочил в магазин автозапчастей. И почти сразу оттуда вышел Уманский.
— С вашей машиной что-то случилось? — обратился к нему Кудеяров.
— Масляный фильтр решил поменять, — объяснил Леонид Владимирович и тут же задал свой вопрос: — Как у вас со временем? А то в прошлый раз не успели посидеть.
— Да и повод грустный был. Работы много, но я забегу. На днях.
— Давайте сегодня.
— Хорошо, постараюсь зайти сегодня, но только ненадолго.
Кудеяров смотрел вслед этому человеку, как он идет, как двигается — не быстро и не медленно и не крутя головой по сторонам, но, очевидно, замечая все, что происходит вокруг. Уманский, не сбавляя шага, обернулся, чтобы увидеть, куда смотрит майор, улыбнулся понимающе и помахал ему рукой. Павел ответил кивком. Рядом остановилась немолодая цыганка, она посмотрела, кому кивнул Кудеяров, а потом удивилась непонятно чему:
— Ну вы даете, ребята!
Из дверей магазина вышел участковый и показал моток кевларового троса.
— Нашли для меня. А предыдущий продали три месяца назад. Точно не помнят, кому, но утверждают, что мужику.
Пока возвращались в опорный пункт, Францев заскочил еще в магазин «Тысяча мелочей». Заскочил, не собираясь ничего покупать, пре-дупредив, что хочет просто посмотреть.
День пока еще только начинался. И что он принесет, было неизвестно.
Глава восемнадцатая
Днем Павел еще раз съездил к «Рыбачьему домику». Обошел ближайшие окрестности, еще раз все осмотрел внимательно, чтобы обнаружить хоть какие-то следы. Впрочем, не какие-то, а отпечатки шин. Отпечатков было много, потому что приезжающие сюда люди почти всегда заезжали и в лес. Вряд ли за грибами, скорее всего, из любопытства — лес всегда манит людей, не живущих возле него постоянно.
Вызванный Кудеяровым директор мини-отеля ходил за ним следом, как собачка, и почти все время молчал. Отель до конца разбирательства прикрыли. В лесу встречались пивные бутылки и окурки. Понурый директор проявлял к ним большой интерес.
— Вот еще, — говорил он, показывая на окурок, — кто-то точно здесь был. Какой-то человек…
— И белки тоже, — отвечал Павел, показывая на кучку обгрызенной семечковой чешуи.
Директор вздыхал обиженно: очевидно, он считал, что помогает.
Потом они вернулись к домику.
— Новые камеры установили? — поинтересовался Кудеяров.
— А сейчас какой в этом смысл? И потом, я деньгами не распоряжаюсь.
— А кто?
— Владельцы.
— Я смогу с ними встретиться?
— Нет. Они за границей живут.
— А как тогда руководят своим заведением?
— Здесь их представитель.
— Значит, он распоряжается?
— Нет, учредители.
Директор, очевидно, прикидывался наивным простачком, надеясь на то, что с дурака меньше спросу, или на то, что «крыша» сама решит вопрос с полицией.
— Кто из руководства полиции района часто бывал здесь?
Мужчина пожал плечами.
— Мне удостоверения не показывают.
Он наверняка знал, но боялся говорить.
Разговаривать с ним было не о чем. Учредительные документы фирмы были уже изъяты и проверялись.
Вика звонила постоянно, интересовалась, когда он освободится, и это отвлекало, потому что Павел начинал думать не о деле, а о том, что она рассказала ему ночью. Смысла в такой ее откровенности не было. Тем более в момент их первой близости. Зачем так подробно рассказывать ему о другом, пусть и достойном, мужчине, которого она любила?
