— Исповедуй свои грехи откровенно, помня, что рассказываешь их не человеку, а самому Богу, который и так знает твои грехи… — Он замолчал и покачал головой. — В другой раз, отче. — Потом обвел взглядом стены. — Мало жертвуют на храм?
— Небогатый у нас приход, но мы и тому рады.
— Отпевание убиенной Карины Сорокиной заказывал кто-нибудь?
— Да. Если вас интересует, кто именно, то сказать не могу….
— Я и так знаю: сосед ваш, Леонид Уман-ский.
Священник не ответил и не кивнул, он просто смотрел в лицо Павла, словно ожидая чего-то.
— Исповедоваться приду, не знаю, правда, когда, но до своего отъезда обязательно, — пообещал Кудеяров.
— Буду ждать.
Павел отступил на шаг, хотел развернуться и уйти, но вдруг ему в голову пришла одна идея, причем пришла так внезапно, что он удивился ей. Потому что можно было просто решить проблему, которая казалась нерешаемой с тех пор, как он понял, что дело, над которым он работает сейчас, раскрыть можно, но доказать виновность преступника — вряд ли.
— Отец Петр, — обратился он к священнику, — а почему бы при храме хор не организовать?
— Сам об этом мечтаю, матушку свою постоянно прошу помочь. Она согласна, но ведь у нас регента нет. Матушка Мария — она же воспитывалась в приюте при монастыре. Пению там обучали, а хором руководить — нет.
— Она — сирота?
— На все воля Божья. Так что, если Отец наш небесный захочет нам послать регента…
— Считайте, что уже послал. Есть Вика Горелова — учительница музыки из школы. Она же хоровой дирижер.
— Та самая, которая при клубе? Было бы здорово… То есть…
И отец Петр засмеялся.
— Как матушка ваша? — поинтересовался Кудеяров. — Не обиделась на меня за тот выговор, что я вам учинил?
Молодой священник смутился.
— Как раз нет. Мы оба вам благодарны. А та девушка Виктория пусть приходит в любое время. Не сможет зайти в храм, так можно прямо в наш дом.
Павел вышел из церкви, посмотрел в сторону шлагбаума, перекрывающего въезд на Боровую улицу, и обычным шагом, никуда не спеша, направился туда. Дошел до места убийства. Посмотрел на слабые следы мела и прошелся вокруг, высматривая то, что не заметил прежде.
Позвонил переполненный счастьем Францев:
— Только что проводил девушку обратно в магазин. Ей, как выяснилось, всего двадцать восемь.
— И что?
— Да это уже неважно. Мы о многом поговорили. И я понял, что стоило столько лет страдать и мучиться, чтобы встретить ее. Хотя можно было бы встретиться и пораньше.
— Так чего же ты лишних пять лет мучился и страдал?
— Дураком был, а теперь поумнел наконец. Короче, Паша, мы с ней договорились встретиться. Не сегодня, а, предположим, завтра. Где-нибудь посидим, выпьем шампанского, а потом я устрою новоселье, приглашу тебя с Викой и ее. Посидим, поговорим, ты расскажешь, какой я ценный сотрудник…
— Ну это, конечно…
Кудеяров подошел к калитке участка Лидии Степановны. Нажал кнопку звонка, потом еще раз. Стал ждать, понимая, что пока немолодая женщина выйдет из дому, доберется до калитки, ждать придется долго. Но неожиданно включилось переговорное устройство.
— Виниться пришел? — прозвучал женский голос.
— Поговорить.
— Не о чем мне с тобой говорить!
Но связь не прервалась. Павел ничуть не сомневался в том, что вдова бывшего городского головы уверена в том, что начальство уже вызвало майора на ковер и заставило подчиненного принести извинения.
— Я хочу, чтобы ты публично извинился.
— Я не против. Пригласите соседей: Ашимова, Романова, а еще лучше — Погудина, чтобы он как бывший сотрудник правоохранительных органов засвидетельствал наш разговор.
— При чем тут он? Ну да ладно.
Переговорное устройство отключилось. Павел стоял и ждал.
Наконец щелкнул замок. Дверь калитки открылась. Лидия Степановна стояла перед ним в домашнем велюровом халате пурпурного цвета. Халат подчеркивал довольно стройную для ее шестидесяти двух лет фигуру. Кудеяров невольно вспомнил, как она накануне, притворяясь немощной старухой, вцепившись в его руку, едва тащилась к резиденции Ашимова.
— Ну, — ухмыльнулась Друян, — я жду.
— Я вижу, что у вас камера наблюдения заработала, — стараясь быть любезным, начал Павел.
— Ничего у меня не заработало. Я тебя в окно увидела еще издали. И вообще, что ты мне уши заговариваешь? Пришел виниться, вставай на колени и проси прощения. Я жду!
Кудеяров вздохнул.
— Что я могу сказать, Лидия Степановна? У вас еще есть время пойти и покаяться. Бог с ним, с народным судом, но есть еще и суд Божий. Задумайтесь.
Лицо женщины побагровело.
— Что ты сказал, щенок?! Ты вообще с кем говоришь, нищеброд поганый? Я тебя, урода, до сих пор жалела, по доброте своей. Но теперь ты у меня в камеру пойдешь, на нары к уголовникам. Да я…
— Ну ладно, — произнес Павел, — будем считать, что профилактическая беседа не помогла.
Друян дернулась вперед всем телом и плюнула в Кудеярова.
— Жалко, что собаки во дворе нет! — крикнула она. — А то бы спустила на твою задницу…
И она захлопнула дверь калитки.
Со своей стороны улицы к Кудеярову направлялся Погудин.
— Что за шум, а драки нет? — весело спро-сил он.
— Почему нет? Еле ноги уношу.
— Что-то опять случилось?
— Да ничего такого. Просто старушка на взводе, нервничает. Очевидно, все эти события на нее подействовали.
— Она тебя сама вызывала?
— Косвенным образом. Но толком я не смог понять, что ей надо. Путается в показаниях, а потом вообще стала выгонять. Но кое-что успела рассказать. С трудом верится, но проверить все равно необходимо. Кстати, у Лидии Степановны видеонаблюдение заработало? Я спросил, она ответила, что в окно меня увидела. В бинокль, что ли, смотрит?
— Ничего у нее не заработало. То есть и не ломалось. Она сама камеру отключила. Не хочет, вероятно, платить за охрану. Тысячу рублей в месяц пожалела. А для нее это вообще не деньги. Но тем не менее. Такая она странная немного. Но я же вроде говорил, что и у отца Петра видеонаблюдения нет. У адвоката Куравина тоже непостоянно работает.
— То есть эта сторона улицы как была небе-зопасной, такой и остается?
— Мы же это уже обсуждали вроде бы. Не-ужели ты, майор, считаешь, что на том же самом месте опять кого-нибудь убьют? Ведь это как в артиллерии: два снаряда в одну воронку не попадают.
— Так-то оно так, — согласился Кудеяров. — Но как объяснить девушке?
