– Вы сказали – третья по привлекательности теория. Что же может быть лучше таяния Арктики или русского острова чистого зла?
– Еще мне нравится идея, что Бог наказывает нас смертельным фитодерматозом стопы за то, что мы носим тапочки-кроксы. – Харпер плеснула себе еще бананового напитка. Как медсестра, она понимала, что еще один глоточек не вызовет у ребенка мозговых нарушений. – Вот сейчас, когда миру конец, о чем вы жалеете больше всего – чего не сделали, чего не добились?
– Я не добился Джулианны Мур, – ответил он. – И Джиллиан Андерсон. Вместе или по очереди, в принципе все равно.
– Я говорю о том, что могло реально произойти.
– Я хотел бы открыть новый вид грибка, чтобы назвать его в честь Сары.
– Ух ты. Вот романтический сукин сын.
– А что скажет Харпер Уиллоуз? О чем вы всегда мечтали?
– Я? О Джулианне Мур, как и вы. У этой знойной маленькой сучки была классная задница.
Пожарный сходил за кухонным полотенцем и, безостановочно извиняясь, что обрызгал Харпер банановым ромом, принялся вытирать ее блузку.
12
Он встал, чтобы поправить огонь, и принес длинный лук, простоявший в углу всю зиму. Джон растянулся на койке, взяв лук наперевес, как гитару, и дергал единственную дребезжащую струну.
– Как думаете, – сказал он, – Кит Ричардс еще жив?
– Конечно. Его ничто не убьет. Он переживет нас всех.
– Битлы или Роллинги? – спросил он.
Харпер пропела первые строчки «Люби меня».
– То есть голосуете за Битлов?
– Конечно, я выбираю Битлов. Глупый вопрос. Все равно что спросить: шелк или лобковые волосы?
– Ах, какое разочарование.
– Ну, вы-то, конечно, выберете Роллингов. Человек, который изображает пожарного, а сам не пожарный…
– А это вообще тут с какого боку?
– Мужчины, любящие «Роллинг стоунз», зациклены на члене. Извините, но иначе не скажешь. А пожарный шланг символизирует гигантский член. Это печально. Поклонники Роллингов застряли в возрасте восемнадцати месяцев – они будто только что открыли удовольствие теребить упругий жгут собственного фаллоса. А женщины-поклонницы еще хуже. У Мика Джаггера жутко громадный рот, как будто он в маске, и женщин это заводит. Они без ума от губастеньких. Извращенки.
– Ну а битломаны на чем зациклены? На совершенстве киски?
– Именно. Земляничные поля – это не просто место в Ливерпуле, мистер Руквуд. – Харпер протянула руку. – Дайте сюда. Дергая за тросик, вы подаете лишний крутящий момент на кулачок.
– Вы говорите, как автомеханик, когда пьяная. Вам это известно?
– Я не пьяная. Вы сами пьяный. Я раньше была тренером по стрельбе из лука. Давайте.
Он отдал лук. Харпер встала прямо и пробежала пальцами по тетиве.
– Тренером?
– В старших классах. Работала в городском управлении парков.
– И кто же вдохновил вас? Дженнифер Лоуренс? Вы представляли себя Китнисс-Шмитнисс? Дженнифер Лоуренс была сногсшибательная. Надеюсь, она не сгорела заживо.
– Нет, это было до «Голодных игр». Я подсела на Робин Гуда в девять лет. Начала говорить «сиятельный» и «досточтимый», а когда меня посылали что-то сделать по дому, вставала на одно колено и склоняла голову. На пике одержимости я пришла в костюме Робин Гуда в школу.
– На Хэллоуин?
– Нет. Просто мне было в нем хорошо.
– Господи. И родители разрешили? Не думал, что вы были заброшенным ребенком. Это наполняет печальными чувствами мой… мое… – Он пытался вспомнить, где живут печальные чувства. – Мое сердце.
– Родители – солидные, практичные люди, у них есть несколько мелких собачек, похожих на крыс. Мама и папа были ко мне очень добры, и я очень по ним скучаю.
– Соболезную.
– Не думаю, что они мертвы. Но они во Флориде.
– Первая стадия увядания. – Джон с грустью кивнул. – Наверное, одевают собачек в свитера.
– Только если холодно. А вы откуда знаете?
– Они позволяли вам появляться на людях в костюме Робин Гуда, из-за которого сверстники наверняка жестоко над вами насмехались. Можно догадаться, как они обращаются с питомцами.
– Ну нет. Родители не знали про костюм Робин Гуда. Я принесла его в рюкзаке и переоделась в школьном туалете. Но про насмешки – правда. Это был черный день для Харпер Френсис Уиллоуз.
– Френсис! Как мило. Можно, я буду звать вас Френни?
– Нет. Можете звать меня Харпер. – Она оперлась подбородком на кончик лука. – Папа подарил мне, десятилетней, первый лук на Рождество. Но отобрал уже до Нового года.
– Подстрелили кого-нибудь?
– Он поймал меня, когда я макала стрелы в бензин. Я очень, очень хотела послать куда-нибудь горящую стрелу. Не важно, куда. И до сих пор хочу. Мне кажется, это вершина восторга: увидеть, как горящая стрела со звуком «чпок» вонзается во что-то и поджигает. Наверное, так мужчины представляют себе, как входят по самые яйца в прекрасную задницу. А мне-то нужен всего один сексуальный «чпок».
Джон снова поперхнулся банановым ромом. Пришлось стучать ему по спине, чтобы он откашлялся.
– Вы точно пьяная, – сказал он.
– Нет, – ответила она. – Я разумно ограничилась всего двумя чашечками банановой собачьей блевотины. Я беременна.
Джон ахнул и снова закашлялся.
– Давайте, – сказала она. – Пошлем куда-нибудь горящую стрелу. Соглашайтесь. Свежий воздух вам на пользу. Вам нужно чаще выбираться из этой норы.
Его глаза еще слезились.
– А во что будем стрелять?
– В луну.
– А, – сказал он. – Отличная жирная мишень. Я тоже буду стрелять?
– Разумеется, – сказала Харпер и отставила стул. – Поищу стрелы. Вам только нужно добыть огонь.
13
После бананового перегара в хижине Пожарного от резкого холода сперло дыхание и щеки заныли.
Харпер повела Джона вокруг сарая, поверху через высокую траву и вниз с дюны – на берег острова, выходящий к океану, который не было видно со стороны лагеря. Пожарный тяжело шагал по песку, и Харпер протянула руку, чтобы помочь ему.
Они остановились у большого парусника, отдыхающего на стапельной тележке. Отсюда можно было прочитать название шлюпа, написанное ярким золотым курсивом: «Бобби Шоу». Шлюп играл важную роль в их плане – в пунктах «F», «H» и с «М» по «Q».
Джон, завернувшийся в свою резиновую пожарную куртку, как в мантию, оглядывался по сторонам. Наконец он нашел, что искал – луну, ледяного оттенка пуговицу на черной мантии неба.
– Вот она. Убейте ее, и пойдем обратно, в тепло.
