– Хватит трепаться, – сказал Майкл и посмотрел на Ника. – Еще одно слово, хоть одно слово, и я, клянусь Богом, разбрызгаю мозги глухого малыша по всей сраной подушке. Колите. Сейчас же.
Харпер вонзила иглу.
2
Кто-то шлепнул ее по щеке, так, что голова повернулась на бок.
– Сжлею. – Харпер попыталась извиниться, потому что сделала что-то неправильное, хоть и не могла припомнить, что именно.
Джейми Клоуз ударила ее снова.
– Нет еще, но будешь. Встать. Я не потащу твою жирную задницу, сука.
Справа и слева кто-то придерживал Харпер под руки, но как только ее отпускали, ватные ноги подкашивались, и ее приходилось поднимать снова.
– Осторожно, – сказала Кэрол. – Ребенок. Ребенок ни в чем не виноват. Если с ним что-то случится, вы за это ответите.
Мир стал плохой копией Пикассо. Оба глаза Кэрол находились на одной стороне лица, а рот съехал набок. Теперь Харпер была в приемной, но комната изменилась, приобретя нелепую форму. Левая стена – высотой как в чулане, а правая – размером с экран в автомобильном кинотеатре. Пол так накренился, что непонятно было, как все ухитряются не падать.
Бен Патчетт за спиной Кэрол оскалил маленькие, как у хорька, зубы, а на круглом, гладком лице сверкали маленькие, тоже как у хорька, глаза – ярко-желтые от страха и возбуждения.
– Дайте мне ее на четыре часа, – сказал Бен. – Она расскажет о каждом, кто с ней заодно. Выдаст всех заговорщиков. Я добьюсь, я уверен.
– Вы добьетесь выкидыша. Не слышали, что я сказала про ребенка?
– Я не буду ее бить. Просто поговорю. Дам шанс поступить правильно.
Харпер попыталась сказать Кэрол: «Я любила отца Стори», – ей казалось, это важно. Но получилось только:
– Не забила лица историй.
– Нет, Бен. Я не хочу ее допрашивать. Мне не нужна ее помощь и не нужна ее информация. Я не хочу слушать ее вариант истории. И больше не хочу слышать ни единого слова из ее лживых уст.
Харпер перевела взгляд на Бена, и на миг зрение обострилось, все виделось отчетливо. И голос тоже вернулся, и Харпер произнесла пять слов, проговаривая их аккуратно и тщательно, как обычно делают пьяные в стельку:
– Она и Майкл подставили Гарольда.
Но удержать реальность было слишком трудно. Когда Кэрол ответила, ее рот снова сполз на сторону.
– Заставь ее замолчать, Джейми. Пожалуйста.
Джейми Клоуз, ухватив Харпер за челюсть, заставила ее открыть рот и впихнула камень. Очень большой. Казалось, он размером с кулак. Джейми придерживала Харпер челюсть, пока кто-то еще обматывал липкую ленту вокруг головы.
– Все, что вы хотите узнать, потом сможете выяснить у Рене Гилмонтон или Дона Льюистона, – сказала Кэрол. – Мы знаем, что они тоже участвовали. У нас есть блокнот Гилмонтон. И они оба были кандидатами на главную роль. Но Гилмонтон получила только пять голосов, наверное, это был удар по ее гордыне.
– И четыре – за Алли, – сказал Майкл – он стоял где-то справа от Харпер. – Что делать с ней?
Черты лица Кэрол закружились, как снежинки в стеклянном шаре, и Харпер затошнило.
– Ей мы дадим шанс, – сказала Кэрол. – Единственный шанс поступить правильно. Доказать, что она с нами. Не согласится – тогда ничто ей не поможет. Получит то же, что и Рене Гилмонтон с Доном Льюистоном.
За спиной Харпер заговорила девушка:
– Мать Кэрол, пришел Чак Каргилл. Он хочет что-то рассказать про Дона Льюистона. Кажется, что-то плохое.
Харпер по-прежнему мутило; мелькнула мысль, что если ее стошнит, она, наверное, захлебнется насмерть. Грубый камень царапал нёбо и давил на язык. И все же чем-то – прохладой, шершавой поверхностью – он был так реален, так явственен, так здешен, что вывел ее из туманного ступора.
Приемная была полна народу: Бен, Кэрол, Джейми и еще четыре или пять дозорных. Майкл стоял у входа в палату. Мерцали факелы – но не в приемной, освещенной только парой масляных ламп. Харпер уже какое-то время слышала шум – сначала она принимала его за шуршание ветра в кронах деревьев, беспокойные вздохи и свист, но теперь поняла, что это ворчание возбужденной беспокойной толпы. Весь лагерь собрался? Возможно.
«Тебя убьют через несколько минут», – подумала она. Это была первая ясная мысль с того момента, как ее пощечиной привели в чувство, и Харпер тут же покачала головой. Нет. Не ее. Джона. А ее убьют позже, после того, как вытащат из нее ребенка.
– Позови его, – сказал Бен Патчетт. – Послушаем.
Тихие нервные голоса. Дверь скрипнула на петлях, захлопнулась. Чак Каргилл обошел Харпер и предстал перед Кэрол. У него был нездоровый вид, как будто он только что получил под дых, бледное лицо обрамляли бачки. Джинсы промокли до бедер.
– Простите меня, мать Кэрол, – сказал Чак. Он дрожал то ли от холода, то ли от страха, а скорее всего – от того и другого вместе.
– Я уверена, что тебе не за что просить прощения, – сказала Кэрол тонким напряженным голосом.
– Я и Хад Лури отправились на остров Пожарного, как велел мистер Патчетт, чтобы забрать мистера Льюистона. Он снял брезент со шлюпа и развесил на бортах паруса – проветрить или еще зачем. Мы думали, что он в трюме. Мы думали, он не знает, что мы тут. Думали, что застанем его врасплох. С борта свисала веревочная лестница, и мы начали подниматься как можно тише. Но винтовки пришлось закинуть за плечо. Хад лез первым – и когда он поднялся на борт, этот старый… этот старый ублюдок огрел его веслом. А в следующее мгновение я уже смотрел в ствол винтовки Хада.
Все молчали, а у Каргилла, похоже, не было сил продолжать. Черты лица Кэрол перестали кружиться в хороводе и заняли более-менее правильные места. Харпер усилием воли заставила их не расплываться, хотя от напряжения разболелась голова. Губы Кэрол побелели.
– И что дальше? – спросила она наконец.
– Нам пришлось подчиниться. Пришлось, – произнес Каргилл, упал на колено и, ухватившись за руку Кэрол, начал всхлипывать. Зеленая сопля вылезла пузырем из его правой ноздри. – Простите, мать Кэрол. Я буду носить камень. Я буду носить камень целую неделю!
– Ты хочешь сказать, что он удрал? – спросила Кэрол.
Каргилл кивнул и вытер тыльной стороной ладони слезы и соплю, потом прижал кулак Кэрол к своей щеке.
– Мы спустили шлюп на воду. Он заставил нас. Когда Хад пришел в себя, старик заставил нас помочь ему спустить шлюп. Он держал нас на мушке. Забрал наши винтовки и… и уплыл. Просто уплыл. Мы ничего не могли поделать. Он в одиночку поднял паруса, словно это легче легкого, а мы… мы швыряли камни, да, мы кричали ему – кричали, что он пожалеет, мы… мы… – Он снова всхлипнул. – Мать Кэрол, я клянусь вам, я буду носить камень сколько пожелаете, только не прогоняйте!
