– Мне не важно, кто из вас говорит правду, – сказала Харпер. Она пыталась сдержать гнев в голосе. Гормоны. – Я медик. Этот человек ранен и не может оставаться в таком положении. Снимите его с трубы.
– Сниму. Но в сортир он все равно пойдет в наручниках.
Мазз ответил:
– Да пожалуйста. Если обещаешь потом вытереть мне задницу. И сразу предупреждаю, брат, похоже, будет жидковато.
– Так вы делу не поможете, – вмешалась Харпер.
– Понял. Извините, мэм. – Мазз потупил взгляд, но улыбка тронула углы его губ.
– А вы? – спросила Харпер молчаливого. – Гилберт. Вам нужно в сортир?
– Нет, спасибо, мэм. У меня запор. Я не снимал штаны уже несколько дней.
Последовало молчание, а потом Харпер расхохоталась. Не смогла себя сдержать. И даже не могла толком сказать, что тут такого смешного.
– Гилберт. А как ваша фамилия?
– Клайн, но зовите меня Гил. Туалет мне не нужен, но я готов сознаться в любых преступлениях за жратву.
– Не беспокойтесь, – послышался голос Рене Гилмонтон. – Мы не оставим вас голодным, мистер Клайн. И не нужно уголовщины.
Харпер повернулась и увидела Рене в дверном проеме. Та продолжала:
– Впрочем, не знаю, откуда здесь возьмется аппетит. Фу, как воняет. Это лучшее место, что мы можем им предложить?
– Господи, – пробормотал Бен. – Сначала она, теперь вы. Простите, что в нашем странном «Хилтоне» нет комнат, подходящих для неудавшегося убийцы и его подручного. Вы-то что тут делаете? Вам полагается спать. Выходить в дневное время запрещено. Правила не зря писаны.
– Девочки хотят знать, что там с отцом Стори, а в лазарете Харпер не оказалось. Я подумала, что она скорее всего в кафетерии. Я могу чем-то помочь?
– Нет, – отрезал Бен.
– Да, – ответила Харпер. – Этому человеку нужен холодный компресс на лицо, чашка горячего чаю и поход в туалет – не обязательно в таком порядке. Обоим нужно позавтракать. И вы правы, это слишком грязное место для них. В лазарете есть две свободные койки. Мы должны…
– Не обсуждается, – сказал Бен. – Они останутся здесь.
– Оба? Прекрасно. Я к этому и веду. Вы сказали, что мистер Маззучелли напал на отца Стори. Тогда я не понимаю, почему мистер Клайн тоже в наручниках.
– Потому что они оба замешаны. Они уже один раз действовали заодно, чтобы бежать.
– Но как я понимаю, мистер Клайн и близко не был к месту нападения на отца Стори?
Бен смотрел пустым, бесстрастным взглядом.
– Нет. Он был в лодке со мной. Отец Стори и Маззучелли добрались до лагеря первыми. Потом Алли и Майк. Мы с Клайном заблудились в тумане, и я не сразу нашел залив. Потом я заметил мигающий огонь, и мы погребли к нему. Это Алли подавала нам сигналы с берега. Она осталась на берегу встречать нас, а Майкл отправился вперед. Едва мы вытащили каноэ на берег, как услышали Майкла – он звал на помощь. Мы прибежали к месту происшествия. – Харпер обратила внимание, что Бен рассказывал о случившемся так, будто давал показания враждебно настроенному адвокату. – И нашли Майка, сидящего в снегу рядом с отцом Стори, а вокруг – кровь. Майк сказал, что кто-то убил отца Стори. Но Алли проверила пульс – и оказалось, что он еще жив. Майкл отнес отца Стори в лагерь – и там несколько человек уже держали мистера Маззучелли. Алли заметила, что на Маззучелли ботинки и пальто отца Стори. Тогда началась заваруха. Этим двоим еще повезло, что их не убили.
– Вы так и не ответили на вопрос, почему мистер Клайн тоже признан опасным, – сказала Рене.
Гилберт пояснил:
– Когда все началось, мой товарищ позвал на помощь. Я и помог.
– Он сломал Фрэнку Пендергасту три пальца на правой руке, – сказал Бен. – И ударил Джейми Клоуз по горлу – я думал, трахею раздавит. А Джейми, между прочим, всего девятнадцать, почти ребенок.
– Ребенок схватил разбитую бутылку, – сказал Гилберт почти извиняющимся тоном.
– Я осмотрю их, – сказала Харпер. – Мистер Пендергаст должен был сразу мне показаться.
– Он не хотел отвлекать вас от отца Стори, – сказал Бен. – Дон хорошенько перевязал ему руку тряпками, которые мы нашли.
– Черт подери, – сказала Харпер.
Ран, которые нельзя нормально вылечить из-за отсутствия медикаментов, прибавлялось: внутричерепная гематома, ушиб лица, значительное обморожение, у Джона – растяжения, сломанные ребра и вывихи, теперь осколок кости в запястье. А у нее – йод, пластырь и алказельцер. Она заткнула дыру в черепе отца Стори пробкой и свечным воском, как лекарь семнадцатого века. Да здесь, в лесу, и впрямь семнадцатый век.
Бен продолжал:
– Что бы ни сделал Клайн и чем бы он ни руководствовался, давайте скажем прямо. Мы все знаем, кто ударил отца Стори по голове, и Клайн тоже знает. Он выбрал сторону преступника.
– Он решил не наблюдать из кустов, как линчуют его друга, – сказала Рене. – И это вполне понятно.
Бен посмотрел на Гилберта Клайна и сказал:
– Вполне понятно то, что нужно лучше выбирать друзей. Его приятель чуть не убил человека. Клайн это знал. И мог остаться в стороне. Но он предпочел сам напасть. Хотите возразить, Клайн? Говорите прямо.
– Нет, сэр, – сказал Гилберт Клайн, глядя на Рене. – Тут вот какое дело. Только благодаря Маззу я не помер в тюряге. И я бы не добрался в дыму до каноэ, если бы не он – я еле ноги переставлял. А он меня почти что нес. И я чувствовал, что права не имею стоять в стороне и ждать, пока его убьют.
– А череп отцу Стори он проломил? – спросил Бен.
Клайн посмотрел на Маззучелли, потом снова на Бена. Лицо оставалось непроницаемым.
– Я об этом как-то совсем и не думал. Я в долгу перед ним.
Голова Харпер до сих пор была занята ранами и обморожениями. И некогда было даже подумать: «А что, если Марк Маззучелли действительно сделал это… действительно ударил отца Стори камнем ради пары ботинок?»
Ударил камнем.
– А у мистера Маззучелли было оружие, когда вы обнаружили, что он пытается сбежать? – спросила Харпер.
– Нет, – ответил Мазз. – Полное гонево. Никогда оружия не ношу.
– Мы не нашли то, чем он ударил отца Стори, – сказал Бен сдавленным голосом. – Пока не нашли. Найдем.
– Тогда у вас есть нападение, но нет свидетелей, нет оружия, и обвиняемый заявляет, что не виновен, даже после того, как вы пытали его и ударили пистолетом.
– Ну все же не так…
Харпер подняла руку.
– Вы не в суде, и я не судья. У меня нет никаких прав выносить приговоры. И у вас тоже. И, на мой взгляд, вы ничего не можете доказать, а пока вина этих людей не доказана, с ними следует обращаться как со всеми остальными в лагере.
