Он замотал головой. Скорее всего не отравление, а тревога за отца Стори.
«Что значит – у Алли тут пост?» – написала Харпер и передала Нику блокнот и ручку.
«Она в другой комнате», – накалякал Ник.
Харпер подняла плечи, изображая удивление, и подняла руки ладонями вверх: «Почему?»
«Алли тут для ахраны. Тетя Кэрол хочет абиспечить безопасность дедушке. Что вы запихнули в потолок?» Не успела Харпер придумать ответ, как Ник продолжил: «Обещаю, я НИКОМУ НЕ СКАЖУ». Харпер улыбнулась. Разумеется, не скажет.
«Кое-какие нужные записи», – написала она; почти правда, если опустить пару подробностей.
«Записи про что?»
«Если не будешь спрашивать про это, – написала она, – я не буду спрашивать, правда ли у тебя болит живот».
Он стукнул себя по лбу подушечкой ладони – наверное, видел жест по телевизору. Харпер не осуждала его. Она и сама подмечала, что постоянно изображает Джули Эндрюс в киноверсии своей жизни. Образцы для подражания диктуют тебе роль.
Пальцами Харпер сказала: «С-П-А-Т-Ь».
Ник кивнул и сказал: «И вы, ладно?» Сказал в тишине – руки четко двигались в воздухе, словно поворачивая детали невидимой машины.
«Я уйду, – ответила она менее ловкими жестами. – Скоро вернусь».
«Берегите себя», – показал Ник.
Алли в соседней комнате свернулась на койке. Не спала, не читала, а просто лежала, прижав костяшки пальцев к губам. Она моргнула и подняла взгляд. В глазах не сразу появилось осмысленное выражение – она словно не узнавала Харпер.
– Ник говорит, что у тебя тут пост.
– Вроде того. Из-за вас Бен и тетя Кэрол думают, что кто-то в лагере, возможно, собирается убить дедушку. По-моему, бред – всем известно, что это был Мазз, – но не я решаю.
– Решает Бен?
– Он просто делает то, чего хочет тетя Кэрол. А она хочет безопасности для дедушки. Ее нельзя винить. Кто-то же пытался его убить. Тетя Кэрол хочет, чтобы вы тоже оставались тут. Чтобы медик был рядом – если приступ или еще что.
– Я теперь и обедать тут буду?
Харпер пыталась пошутить, но Алли ответила:
– Ага. Она очень расстроилась, что вы вчера уходили найти что-нибудь перекусить, а его оставили одного. У него же могло сердце остановиться. Или кто-нибудь мог войти и положить подушку ему на лицо.
– Я не могу оставаться здесь все время. На самом деле, мне прямо сейчас нужно уйти. Джон пострадал всерьез, и я отправляюсь к нему на остров. Ему нужны плотная повязка и перевязь.
У Харпер не было в руках ни того ни другого; она надеялась, что Алли не обратит внимания – и она не обратила.
– Нельзя, – сказала Алли. – Даже если бы вам было разрешено выходить из лазарета, сейчас день. Никто не выходит днем.
– Что значит – если бы было разрешено? Кем разрешено, Кэрол? А кто назначил ее главной?
– Мы.
– Кто?
– Мы все. Мы голосовали. Вас там не было – вы спали. Мы собрались в церкви и пели для отца Стори. Пели для всех, кого потеряли, кто учил нас, что делать. Клянусь, я слышала, как они поют с нами. В церкви было всего сто сорок человек, но казалось, что поет тысяча голосов. – Голые руки Алли даже покрылись мурашками от воспоминания. Она обхватила себя. – Я чувствовала, что спасена… от всех гадких чувств. Именно это нам было нужно. А потом мы сели, взялись за руки и говорили. Мы говорили о том, что нас еще радует. Мы благодарили. Как перед обедом. И строили планы. Тогда мы и проголосовали за то, что Бен должен получить полную власть по вопросам безопасности. И за то, чтобы тетя Кэрол проводила службы в церкви и занималась ежедневным планированием – раньше это делал отец Стори. Сначала она отказывалась. Говорила, что не может брать на себя новую работу. Что должна присматривать за своим отцом. Мы проголосовали еще раз, и снова все выбрали Кэрол. И тогда она сказала, что мы совершаем ошибку. Сказала, что она не такая сильная, как ее отец. Что он во всех отношениях лучше. Добрее, и мудрее, и терпеливее. Но мы голосовали третий раз, и она опять победила, единогласно. Это было смешно. Очень смешно. Даже Кэрол засмеялась. Сквозь слезы.
Харпер вспомнила слова из дневника Гарольда: «ГРИБОК СТИМУЛИРУЕТ СТАДНОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ЧТОБЫ ОХРАНЯТЬ СОБСТВЕННОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ. ТАКОЕ ЖЕ ГРУППОВОЕ МЫШЛЕНИЕ, ЧТО ЗАСТАВЛЯЕТ СТАЮ ВОРОБЬЕВ РАЗВОРАЧИВАТЬСЯ КАК ОДИН», – но ей не понравилась эта мысль, и она ее отбросила.
Алли сказала:
– Наверное, я не должна вас выпускать. В прошлый раз, когда я дежурила в лазарете и не справилась, убили ребенка. – Она усмехнулась совсем невесело.
– А что ты сделаешь, если я пойду? Ударишь беременную женщину?
– Нет, – сказала Алли. – Наверное, просто выстрелю в ногу.
Она ухмылялась, и Харпер чуть не рассмеялась в ответ. Но потом увидела винчестер в углу комнаты.
– Бога ради, зачем тебе ружье? – воскликнула она.
– Мистер Патчетт решил, что дозорные на посту должны иметь ружья, – ответила Алли. – Он сказал, что давно пора было раздать винтовки. Если явится кремационная бригада, небольшая стрельба…
– …приведет ко множеству смертей. Никто из вас не должен носить винтовки. Алли, некоторым дозорным всего четырнадцать. – Харпер не стала упоминать, что и самой Алли нет еще семнадцати. Мысль о детях, рыщущих по снегу с заряженным оружием, так разгневала ее, что захотелось как следует пнуть Бена Патчетта в рыхлый живот.
– Раздали только старшим детям. – Алли как будто оправдывалась.
– Я пошла, – сказала Харпер.
– Нет. Не надо. Пожалуйста. Давайте подождем темноты, и сможем поговорить с Кэрол. Не выходить в дневное время – пожалуй, самое главное правило в лагере. А стемнеет скоро.
– В такой снегопад, наверное, уже темно.
– Мы сняли доски. Вы оставите следы.
– Ненадолго. Идет снег. Мои следы занесет. Алли. Ты кому-нибудь позволила бы указывать – можно ли тебе идти?
Это был точный удар.
Алли уставилась в синеватую муть с миллиардами алмазных искорок падающего снега. Челюстные мышцы напряглись.
– Черт, – сказала она наконец. – Какая глупость. Не позволила бы.
– Спасибо, – сказала Харпер.
– Вы должны вернуться через два часа, не позже. Не вернетесь через два часа – скормлю вас волкам.
– Если меня не будет через два часа, в любом случае найди Дона Льюистона – просто чтобы проверить состояние отца Стори.
Алли уставилась на Харпер.
– Вы не представляете, какая это хрень. Все дозорные собирались после службы. Бен Патчетт сказал, что многие ставят себя выше благосостояния лагеря и творят что хотят. Сказал, что нужно преподать урок с предостережением людям, которые не желают соблюдать наши правила. Мы все проголосовали и согласились. Мы заключили пакт.
