– И кому вы читаете такие лекции, когда меня нет поблизости?
Пожарный засмеялся – словно залаял, – но потом согнулся и поморщился.
– Ох, умереть от смеха в теории романтично, но на деле…
Харпер повернулась к нему лицом и поджала под себя ноги, словно собиралась медитировать.
– Научите меня делать то, что вы умеете.
– Что? Нет. Не могу. Без толку спрашивать меня, как я это делаю. Я и сам не понимаю. И не могу научить, потому что учить нечему.
– Господи, какой же вы жуткий лжец.
Он поставил миску овсянки на пол.
– Отвратительно. Как клей на вкус. Лучше жуков под камнями собирать. Какие болеутоляющие есть в вашей сумке? Мне нужно что-то сильное, чтобы отключиться. Я уже три дня не могу заснуть больше чем на десять минут.
Харпер встала и порылась в хозяйственной сумке на полу. Она достала два пластиковых пакетика адвила.
– Все, чем могу поделиться. Второй принимайте не раньше чем через шесть часов.
– Это еще, на хрен, что? – воскликнул он. – Адвил? Просто адвил? Вы не медсестра. Вы – врач-убийца из третьего мира.
– Хуже: я отчаявшаяся медсестра, мистер Руквуд. Видите эту маленькую сумочку? Там аптечка. Там половина всех медицинских препаратов, которые у меня есть, чтобы лечить полторы сотни людей, включая пожилого пациента в коме, у которого в черепе дыра в четверть дюйма.
Пожарный посмотрел измученным взглядом.
– Вам нужны поставки.
– Вы даже не представляете. Гипс. Морфий. Антибиотики. Гору противоожоговых салфеток. Антигистамины. Дефибрилляторы. У Нормы Хилд ревматоидный артрит, и холодным утром она пальцы разогнуть не в состоянии. Ей нужен плаквенил. У Майкла диабет, и через десять дней кончится инсулин. У Нельсона Гейнриха повышенное давление, а…
– Да, да, ясно. У меня есть идея. Кто-то должен ограбить аптеку.
– Кто-то должен ограбить карету «Скорой помощи».
– Полагаю, это должен сделать я, правда? – Он осторожно коснулся своего бока. – Дайте мне четыре или пять дней. Нет, лучше неделю. Я болен и слишком устал, чтобы прямо сейчас делать то, что нужно.
– Вы будете не в состоянии что-либо делать недели две, а то и четыре. Сомневаюсь, что в вашем состоянии вы до церкви дойдете.
– О, я никуда не пойду. Я пошлю феникса. А теперь слушайте. Есть дом…
– Что значит – пошлете феникса? – Тут Харпер вспомнила, как Марти, приятель Ковбоя Мальборо, бормотал: «Эта сраная громадная огненная птица – размах крыльев в тридцать футов – начала бомбардировку. Она опустилась так низко, что мешки с песком загорелись!»
– Это еще один из моих маленьких приколов. Фейерверк, чтобы напугать туземцев, и, к счастью, я могу им управлять с большого расстояния. Вы с несколькими надежными помощниками найдете переулочек вдалеке от лагеря. Верден-авеню вполне подойдет – наискосок от кладбища, и мне известно, что дом номер десять свободен. Остановитесь у него на дорожке и…
– Откуда вы знаете, что десятый пуст?
– Там жили мы с Сарой. Ровно через неделю звоните «911». Звоните с мобильного – у Бена, думаю, их целая коллекция. Сообщите в экстренную службу, что у старенького папеньки сердечный приступ. Когда спросят, поклянитесь, что у вас нет драконьей чешуи. Скажите, что нужна «Скорая помощь», и ждите.
– Они не пошлют «Скорую» без полицейского сопровождения.
– Конечно, но об этом не беспокойтесь. Для того и нужен феникс – мое световое шоу. Когда они остановятся, я прогоню всех прочь, и вы сможете удрать, забрав все необходимое. Конечно, хорошо было бы просто угнать саму машину, но…
– На ней может стоять противоугонка. Или устройство спутникового слежения.
– Точно.
– И я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Врачи «Скорой помощи» рискуют жизнями, помогая другим.
– Никто не пострадает. Я напугаю их до потери сознания, но и только.
– Очень не хочется просить вас о помощи. Вот вы всегда так. Придаете таинственность вещам, в которых не должно быть ничего таинственного, потому что хотите, чтобы все вами восхищались. Дешевый кайф.
– Не лишайте меня моих маленьких удовольствий. Вы получите все, чего хотите. Почему бы и мне не получить немножко того, что хочу я?
– Я не получу всего. Если бы я могла делать то, что умеете вы, мне не нужно было бы умолять вас о помощи. Пожалуйста, Джон. Хотя бы попробуйте научить меня.
Его взгляд скользнул к печке и обратно.
– Все равно что просить рыбу научить вас дышать под водой. Теперь ступайте. У меня болят бока, и нужно поспать. И без сигарет не возвращайтесь.
– Вы пытались научить ее? Сару?
Он словно отшатнулся от нее. На мгновение в его взгляде застыли ужас и боль, словно она двинула его по ребрам.
– Нет. Не я. – Позже Харпер сообразила, что это странная форма отрицания. Пожарный вытянулся, повернулся на здоровый бок, и теперь Харпер смотрела в костлявый изгиб его шеи. – Разве вам больше не за кем ухаживать? Поите других бальзамом врачебного такта, сестра Уиллоуз. Я уже сыт по горло.
Харпер поднялась и обулась. Надела и застегнула парку. Собрала сумку. Тронула задвижку и замерла.
– Я сегодня три часа пряталась в шкафу, меньше чем в дюжине футов от своего бывшего. Я три часа слушала его рассказы: что он сделал с больными. Он и его новые друзья. Три часа слушала – что он сделал бы со мной, будь у него возможность. На их взгляд, мы – плохие ребята во всей этой истории. Если он увидит меня, то убьет. Если бы он мог, то убил бы всех в лагере. И после этого думал бы, что хорошо потрудился. Он считает себя парнем в ковбойской шляпе из «Ходячих мертвецов», косящим зомби.
Пожарный ничего не ответил.
Харпер продолжила:
– Однажды вы спасли меня. Я буду вам обязана до конца жизни – правда, не знаю, сколько протяну. Но что, если я умру в ближайшие пару месяцев, потому что вы не научили меня, не сделали такой, как вы, способной постоять за себя – хотя могли? Это все равно как если бы вы спрятались тогда в лесу и позволили Джейкобу меня убить.
Пружины кровати сердито скрипнули.
– Я собираюсь жить, чтобы родить ребенка. Если Господь позволит мне протянуть еще три месяца, я буду молиться. Если Кэрол Стори поможет мне выжить, я буду петь с ней «Будь рядом с нами, Господь», пока не охрипну. А если вы можете научить меня чему-то полезному, мистер Руквуд, я даже прощу вашу заносчивость, гадкие манеры и доморощенные философские лекции. Но не ждите, что я откажусь. У вас есть живо-творное лекарство. Оно мне нужно.
Харпер открыла дверь. Ветер завывал одновременно и пугающе, и мелодично.
– И еще одно. Я не говорила, что у меня нет сигарет. Я сказала, что нет сигарет для вас. И не будет… пока вы не наденете профессорскую шапочку и не начнете первое занятие по спасению от самовозгорания. А до тех пор «галуазки» останутся в моей сумке.
