Невозможно принимать его в такой квартире, он испугается и убежит.
– Да, я приду в пять, ты должна меня ждать, потому что медлить нельзя! – крикнул он в трубку и отключился.
Катя сжимала телефон в руке, и сердце потихоньку успокаивалось. Что ж, раз он так решил, она не будет спорить, пускай объяснение состоится у нее дома. В конце концов, какое значение имеют ее разномастные чашки и мятые занавески? Уж если Алеша решился на серьезный шаг, это его не оттолкнет.
Краем глаза она заметила свое отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Волосы растрепаны, глаза блестят, как при болезни, на щеках красные пятна… И этот серенький старенький свитерок, который делает ее еще бледнее, чем она есть! Давно пора его выбросить, а Кате все жалко. И сегодня натянула его, как всегда, не глядя на себя в зеркало.
Нет, с этим надо что-то делать. Алеша достоин лучшей доли, чем то, что отражается в стекле, – серая мышь, к тому же больная хроническим малокровием!
Катя взглянула на часы – полчетвертого. Алеша придет в пять, а ей еще доехать, переодеться и кое-что набросать на лицо!
Она сорвалась с места, на ходу застегивая сумку. И, разумеется, в дверях налетела на Киру Леонидовну.
– Екатерина Дмитриевна, – заведующая подняла аккуратно выщипанные брови, – куда это вы направились посредине рабочего дня? Вам что – надоела ваша работа? Смею вас уверить – биржа труда намного хуже…
– А мне плевать! – громко сказала Катя. – И на работу, и на биржу труда, и на тебя тоже!
И, отодвинув оторопевшую заведующую, она бросилась вон из библиотеки.
– Ну, дела! – только и вымолвила появившаяся, как всегда кстати, баба Зина.
А Казимир Анатольевич, прятавшийся в укромном уголке, дождался, пока заведующая шуганет бабу Зину, достал навороченный мобильный телефон, подаренный ему сыном, и тихонько сказал в трубку:
– Александра Павловна? Он появился. Да, позвонил только что Катюше. Она сорвалась с места и полетела домой, он назначил ей свидание.
Катя открыла дверь в ответ на звонок. Открыла не спрашивая, потому что ждала только его. Звонок был тревожный, нетерпеливый, даже отчаянный. Так звонят люди нервные, озабоченные большой проблемой, люди, решившиеся на все. Так не может звонить ни электрик, ни почтальон, ни соседка, которой неожиданно понадобилась соль. И врач так звонить не может, даже если его вызвали к тяжелому больному. Но Кате некогда было разбираться в интонациях звонка.
Она едва узнала стоявшего на пороге Алексея. Раньше он был сдержан и спокоен, ровен и приветлив со всеми, но без панибратства. Он никогда не говорил с сотрудницами библиотеки игривым, развязным тоном, редко улыбался своей мягкой, приветливой, но сдержанной улыбкой. Никогда не делал дамам шутливых или двусмысленных комплиментов. Кате нравилось его скромное поведение, и немного суховатое обращение тоже нравилось, она считала, что именно так должен себя вести серьезный, воспитанный человек.
Сейчас перед ней стоял совсем другой Алеша – резкий в движениях, решительный и в то же время взволнованный. В глазах его горел мрачный огонь, в руках ничего не было.
Ни букета цветов, ни коробки конфет, ни бутылки шампанского, никакого свертка или пакета. Катя удивилась – как-то это не вязалось с его словами по телефону, с его желанием немедленно ее видеть. И тут же себя одернула – человек пришел к ней с серьезными намерениями, а она думает о каких-то конфетах! Это пошло и низко!
Он шагнул к ней и застыл, как будто не решаясь сделать следующий, последний, необходимый шаг. Лицо его было взволнованно, губы приоткрылись…
Катя истолковала это выражение по-своему, точнее – так, как истолковала бы его любая девушка, оказавшаяся на ее месте.
Она закрыла глаза и приподнялась на цыпочки, протянув к нему запрокинутое, ждущее лицо.
Катя ждала и ждала – но ничего не происходило.
Прошло уже несколько бесконечных секунд, и до нее наконец дошло, как глупо и пошло она выглядит со своими закрытыми глазами и жарким, растерянным, светящимся от надежды лицом.
Все ясно.
Она ему не нужна.
Да и с чего она взяла, что он, такой яркий, интересный, наконец, просто красивый, заинтересуется такой серой книжной мышкой, как она? Такой невзрачной, бесцветной, ничтожной…
Но ведь он, несомненно, проявлял к ней интерес, уж настолько-то она не могла обмануться… или это была ложь, фальшь, подделка? Но зачем, зачем, за что? Он хотел просто посмеяться над ней? Но ведь это так жестоко…
На Катином лице, только секунду назад озаренном предчувствием счастья, проступило страдание. Она почувствовала себя обманутой, преданной, осмеянной… и открыла глаза.
Алексей смотрел на нее странным, пристальным, изучающим взглядом.
Она ждала чего угодно от этого взгляда – насмешки, издевательства, может быть, равнодушия, но то, что она прочитала в этих глазах, было непонятно, необъяснимо.
– Катя, – проговорил Алексей, перехватив ее взгляд, – прости, что я ввел тебя в заблуждение. То есть ты сама меня поняла неверно, неверно истолковала мои поступки…
– А как еще я могла их истолковать?! – Она вспыхнула, отшатнулась от него, заслонила лицо, как будто боялась, что он ее ударит. – Как я еще могла тебя понять? Ты сказал, что хочешь прийти ко мне… Ведь ты, несомненно, интересовался мной…
– Конечно, интересовался!.. – проговорил он, не сводя с нее взгляда. – Еще бы я не интересовался собственной сестрой!
– Что?! – Она взмахнула рукой, смахнув на пол мамину вазочку, в которой стояли несколько высохших кленовых листьев. Мама любила осенние букеты, она просила Катю набрать опавших листьев, потом каждый листок проглаживала утюгом через бумагу, тогда листья стояли долго. А у Кати быстро скукоживались, вот как сейчас.
Вазочка с жалобным звоном разлетелась на мелкие осколки, но Катя этого даже не заметила.
– Что?! – повторила она и истерически расхохоталась. – Что ты несешь, Алеша? Ты что – вообразил себя героем мексиканского сериала? Это там герои в самый неподходящий момент выясняют, что они брат и сестра, разлученные в раннем детстве…
– Ты зря смеешься, – проговорил Алексей очень серьезно. – Твоя мать ездила в Прибалтику, там она и познакомилась с твоим отцом… с нашим общим отцом!..
– Чушь! – отмахнулась Катя, и смех перешел в слезы, злые, жалкие, не приносящие никакого облегчения. – Чушь! Кто тогда не ездил в Прибалтику… Ты просто решил посмеяться надо мной… это низко, низко…
– Что ты, я никогда бы так не поступил! – Он шагнул к ней, попытался обнять, но она отшатнулась в ужасе.
– У меня есть письмо твоей матери… – проговорил он терпеливо. – Письмо, где она сообщает отцу о твоем рождении… я покажу тебе это письмо…
– Не верю, не верю! – кричала Катя сквозь слезы. – Уходи! Чего ты от меня хочешь?
