– Гм. Что ж, встречайся, только не вздумай обидеть мою дочь.
Папа сверкнул на Беннетта глазами и продолжил мысль:
– Дело в том, Беннетт, что у моей ассистентки приятель – мафиози. Я ему только словечко шепну…
– Папа!
Папины глаза сделались круглыми и невинными.
– Что?
– С чего ты взял, будто приятель Марка – мафиози?
– Ну а как же! Он ведь итальянец.
– Это ни о чем не говорит.
– Еще как говорит. Тем более я этого парня своими глазами видел. Разъезжает на черной тачке с тонированными стеклами. Марк сам его назвал Толстым Доном.
– Папа, парня зовут Глен, он учится на бухгалтера. При чем здесь мафия?
– Не понимаю, Хлоя, чего ты разошлась. Спокойнее надо, дочка. Очень уж ты у меня горячая.
На слове «горячая» Беннетт заржал, да так безудержно, что ему пришлось извиниться и выйти из-за стола.
Позднее он добился-таки папиной симпатии – позволил папе обыграть себя в «Монополию». Отдельно замечу: когда дело касается денег, обойти Беннетта Райана невозможно. Поздно вечером он прокрался в мою спальню.
– Что ты делаешь? Папа услышит! – шепотом воскликнула я, предварительно оседлав Беннетта.
– Не услышит, если ты будешь вести себя тихо.
– Хм, не уверена, что получится. Знаешь, сколько раз я пыталась улизнуть из дому? Папа неизменно меня ловил, несмотря на все мои уловки!
– Может, не будем говорить о твоем папочке хотя бы сейчас? Я настроился трахнуть тебя в той самой постельке, где ты спала еще подростком. Господи, Хлоя! В чем ты спишь? Это нижнее белье трудно заметить.
Беннетт подцепил мои трусики по бокам и дернул. Очень резко дернул.
– Ты что? – шепотом завопила я. – Это же новые трусы, и вдобавок…
– Твои любимые, – ухмыльнулся Беннетт. – Стараюсь придерживаться традиций.
Мне хотелось возразить, но, во-первых, Беннетт был прав, а во-вторых, мои аргументы улетучились, когда он швырнул порванные трусы на пол и сунул в меня палец. Другой рукой Беннетт впился мне в бедро и стал задавать ритм.
– Вот так, – приговаривал он, зафиксировав взгляд у меня между ног. – Да сними ты футболку!
Забыв о порванных трусах, я послушно подняла руки, и Беннетт меня окончательно раздел. Футболка тоже полетела на пол. Беннетт задействовал второй палец, я ускорила темп, кровать предательски заскрипела. Беннетт принял сидячее положение, прошептал «тс-с» мне прямо в рот.
– Ну-ка, вот так сядь.
Я переместила вес на колени. Беннетт завозился с пижамным шнурком, спустил штаны.
– Неужели мы действительно делаем это? – прошептала я.
В кровати было слишком тесно, в комнате – слишком жарко, в доме – подозрительно тихо. И вообще, папина спальня совсем рядом. Короче, мы собирались сделать неслыханную, травмоопасную глупость, но, кажется, никогда и ничего мне не хотелось так сильно.
Я включила ночник, чтобы лучше видеть Беннетта. Губы у него опухли от поцелуев, волосы растрепались. Со нелепой улыбкой он сказал:
– Я тебя люблю до умопомрачения, похотливая ты моя девочка. Хочешь, чтоб я смотрел, да? Давай, ласкай себя.
Я послушалась. Я делала это слишком медленно – так ни до чего себя не доведешь; но по тому, как расширились буквально до размеров блюдец Беннеттовы глаза, я поняла: скорость правильная. Он потянулся ко мне и что-то бормотал, целуя меня в губы. Получалось неразборчиво, потому что Беннетт активно задействовал язык. Невнятный шепот, крепкие сильные руки, твердый член, скользящий по моему бедру и, наконец, собравшийся в меня проникнуть…
Через некоторое время наступило полное затмение. Помню только, как жарко дышал Беннетт, какое распаленное страстью было у него тело. Он взял губами мой сосок, начал слегка его покусывать. Я, наверно, отключилась – иначе я должна была услышать знакомый скрип двери.
– Что здесь происходит? – в праведном гневе вскричал папа.
В следующую секунду все смешалось в постели – руки, ноги, одеяло, простыня… Из коридора донеслось что-то насчет папочкиной девочки, которая занимается сексом в папочкином же доме, и признаков приближающегося инфаркта.
Ни я, ни Беннетт в жизни никому не были так благодарны, как одному футболисту, которого на следующее утро внезапно настиг пульпит и который по настоянию своего тренера и папиного старого приятеля обратился за помощью именно к папе. Ни свет ни заря папа уехал на работу спасать ехавшего из Фарго футболиста.
Я же говорю: поездки у нас не задаются.
Все утро я мучилась угрызениями совести. Нельзя было так резко обламывать Беннетта. Он хотел проявить гибкость, а я вздумала утверждать, что работа – прежде всего. Какого черта со мной происходит? Давно я такой стала? Я пыталась отловить Беннетта в перерыве между совещаниями – хотела с ним вместе пообедать. Однако удалось лишь перекинуться словечком в присутствии группы менеджеров высшего звена, которыми Беннетт был окружен, как молодежная поп-звезда – фанатами.
– Нужно поговорить, – беззвучно произнесла я.
– Экстренный вызов? – в той же манере спросил Беннетт.
Я покачала головой.
– Нет. Ужин?
Он кивнул, послал мне воздушный поцелуй и вместе со своей свитой двинулся к лифту.
– Как дела?
Сара пожала плечами, подцепила ломтик картофеля, макнула в кетчуп и сунула в рот. Она явно делала всё, лишь бы не смотреть мне в глаза.
– Отлично.
Отлично, ха! Сару послушать – у нее вообще проблем не бывает.
– Нет, правда, – упиралась Сара. – Папарацци сделали из мухи слона. Сейчас я пытаюсь выяснить, что же там было на самом деле.
– Мудро.
– Мы слишком давно вместе. Просто сложно со всем этим примириться. Но со мной полный порядок.
– Сара, извини, что лезу не в свое дело, но такой херни я еще в жизни не слышала.
– Что?
– Сама знаешь. Эта последняя выходка Энди – не пустяк! Беннетт хочет, чтоб я с ним летела во Францию. У меня двести пятьдесят очевидных причин остаться в Чикаго, и твоя проблема этот список возглавляет.
– Что? – повторила Сара, на этот раз гораздо громче. – Беннетт зовет тебя во Францию? Это же здорово! Супер!.. Погоди, а я-то тут при чем?
