Оказавшись в Ленинграде, в свободное от занятий время многие из нас целые дни проводили в публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, а по воскресеньям посещали открытые лекции в университете, где курс западной истории читал академик Евгений Викторович Тарле.
Но это было потом, а пока проходили мандатную комиссию, пока нас проверяли, группе абитуриентов поручили одну работу: во время войны множество книг из частных библиотек и разбитых хранилищ свезли в Петропавловскую крепость. Необходимо было разобрать их и вернуть в библиотеки. Я попал в команду, которой предстояло сортировать книги на хорах собора Петра и Павла. Каких только уникальных изданий я там не увидел! Книги с автографами Достоевского, Герцена, Огарева, Горького, подшивки журнала «Будильник»… Да чего там только не было!
Мы забирались на хоры собора, читали и не могли оторваться. Часами сидели почти под куполом, пока не спохватывались и не принимались снова за дело. Работы было много, но задание все же выполнили, хотя и задерживались в соборе чуть ли не до самого отбоя.
В выходные дни ходили в театр, причем иной раз дважды: на утренний и на вечерний спектакли — восполняли упущенное во время войны.
Те годы в Ленинграде незабываемы. На Петроградской стороне довольно часто можно было наблюдать такую забавную сценку: курсанты в форме самых различных родов войск, бывшие летчики, танкисты, пехотинцы (все мы донашивали свои военные «мундиры») — идут одной колонной, а вездесущие Ленинградские мальчишки, пристроившись сзади, шагают в ногу с нами и вопят во все горло: «Шпионы идут! Шпионы идут!» Они-то все знали.
Ленинград был, конечно, ни с чем не сравнимый город. И никому не в обиду будь сказано, господствовала в нем особая, отличавшая только этот город культура. Видимо, здесь сыграла свою роль старая петербургская интеллигенция. Со временем эта грань между Петербургом и другими городами, к сожалению, стала стираться, возможно, повлияло то обстоятельство, что в значительной степени сменилось коренное население: после войны много людей приехало в Ленинград из других городов и районов страны, заменив нашедших вечный покой на Пискаревском и иных кладбищах.
Требования к слушателям в школе предъявлялись высокие, но мы и сами учились старательно, и не только по учебникам. И практические занятия, и теоретическую подготовку с нами проводили, широко используя документы и дела военной контрразведки. Разумеется, осваивался и опыт только что закончившейся войны.
Учиться было очень интересно. Мы знакомились с документами, связанными с разоблачением фашистской агентуры, действовавшей в нашем тылу, изучали методы заброски этой агентуры немецкими спецслужбами, подробно разбирали деятельность разведывательных и контрразведывательных органов, диверсионных и разведывательных школ, созданных немцами на оккупированной территории. Наряду с этим, конечно, штудировали операции по проникновению нашей разведки и контрразведки в немецкие спецслужбы, в диверсионные школы и штабы войск. Нужно было освоить весь этот годами накопленный опыт, ведь работа в контрразведке потребует очень серьезной профессиональной подготовки.
Уже тогда стало заметным, что во всех курсах специальных дисциплин упорно обходили период 1937–1938 годов, и только в программе истории ВКП(б) находила отражение деятельность троцкистов и других политических группировок.
Нелепо было бы уверять, будто никто из нас, в том числе и я, ничего не знали о жестоких репрессиях того времени — моим родственникам пришлось испытать все это, так сказать, на собственной шкуре. Но в школе об этом периоде говорилось глухо, и это в Ленинграде, где в те годы все было обострено до крайности.
Много лет прошло после убийства С. М. Кирова, но в городе его имя было еще у всех на слуху. Давно сменили его герои обороны Ленинграда, признанные авторитеты: Кузнецов, Попков, Капустин, но имя Кирова по-прежнему оставалось для них свято. Недаром в блокадную зиму 1941 года прозвучали знаменитые стихи Николая Семеновича Тихонова «По городу Киров идет».
Почему в учебном процессе замалчивалась деятельность следственных органов тех лет, понимали далеко не все, однако вопросов никто не задавал и каждый находил этому свое объяснение. Должен сказать, что мысль о незаконности репрессий большинству из нас, слушателей школы СМЕРШ, даже в голову не приходила. Тем более что наши наставники постоянно внушали: в работе следует строго соблюдать законность, объективно подходить к оценке оперативных материалов, исключать провокационные методы в работе.
Разумеется, время, переживаемое после Победы, само собой сняло некоторые вопросы, казалось, самое важное — восстановить разрушенное, залечить раны. И, наверное, незабвенный Николай Черкасов, играя Ивана Грозного в пьесе В. Соловьева «Великий государь», в те годы говорил о том же: «Когда вокруг тебя кишат такие змеи, то и ужа, принявши за змею, убить не грех».
К сожалению, эта глубоко порочная мысль закрепилась на Руси издавна в народной поговорке: «Лес рубят — щепки летят».
После войны люди хотели жить, вспоминая только самое лучшее из довоенных лет. И нам было чем гордиться — ведь мы выстояли в кровавой войне, победили фашизм!
Кстати, в последние годы мы все как-то стали забывать о важнейшем факторе, несомненно повлиявшем на исход войны. У нас много говорилось и писалось о планах Гитлера по уничтожению коммунистов и евреев, но при этом забыта и такая цель гитлеровской верхушки, как уничтожение славянских народов. А ведь именно борьба против этой угрозы объединила многие народы, и они сражались не только за свою независимость, свою государственность, но и за само существование. Не случайно возникли в те годы различные славянские комитеты, а солдаты на фронте называли себя «братья-славяне». В сознании народов, сражавшихся против немецкого фашизма, постоянно жила мысль о грозившем им геноциде.
Поколение, прошедшее войну, хорошо знает, чем угрожали нам главари фашистского рейха. Достаточно вспомнить хотя бы некоторые их публичные выступления: «я надеюсь, что нам удастся полностью уничтожить понятие «евреи», так, существует возможность массового переселения всех евреев в Африку или в какую-либо другую колонию. Несколько больше времени потребуется для того, чтобы на нашей территории исчезли такие народности, как украинцы, гораки и лемки. Все, что было сказано, в еще большей степени относится к полякам… Что же касается отдельных народностей, мы не стремимся к их сплочению и увеличению, тем более к постепенному привитию им национального самосознания и национальной культуры… Для ненемецкого населения восточных областей не должно быть высших школ… Самое большее — счет до 500, умение расписаться… Идеально было бы научить их понимать лишь язык знаков и сигналов… По радио населению должно преподноситься то, что для него приемлемо, музыка без всяких ограничений. Ни в коем случае нельзя допускать их к умственной работе… Если русские, украинцы, киргизы и т. д. научатся читать и писать, это нам может лишь повредить… Никакого обучения, кроме понимания дорожно-транспортных знаков… Необходимо исходить из того, что главная миссия этих народов — обслуживать нас экономически».
