Мы помогли болгарским коллегам получить неопровержимые доказательства, которые дали возможность уличить Георгиева в измене, — в частности, нам удалось обнаружить тайные средства связи и шифровальные блокноты, которыми пользовался агент, стал известен также характер данных, которые Георгиев передавал своим хозяевам.
Дело Георгиева заставило лишний раз убедиться в том, что борьба со шпионажем должна стать более организованной и целеустремленной, требовала лучшей координации спецслужб.
После создания 5-го Управления была установлена связь с соответствующими службами дружественных государств, ибо они особенно остро ощущали, что контрразведывательная работа необходима и для борьбы со шпионажем, и для защиты конституционного строя. Разведки стран Запада занимались не одним лишь шпионажем, они планомерно работали над разрушением строя в социалистических странах, прекрасно зная его слабые места.
Сотрудники 5-го Управления почувствовали это, возможно, даже раньше других в КГБ, так как мы реально видели и знали не только эти слабые места, но и те потенциальные силы, которые способны пойти на сотрудничество с противником.
Мне еще не раз придется возвращаться к данной теме, но сейчас продолжу разговор о совместной работе с органами безопасности социалистических стран. Мы поддерживали с ними устойчивые связи, Проводили двусторонние и многосторонние встречи, обменивались информацией, но при этом никогда не оказывали на коллег давления.
Остались в прошлом события в Венгрии 1956 года и ввод советских войск в Чехословакию в 1968-м, пока еще существовала берлинская стена, и до польского кризиса семидесятых годов оставалось еще два года. Но уже становилось заметно, как в социалистическом лагере назревает раскол. У Советского Союза продолжались напряженные отношения с Китайской Народной Республикой, у нас не было по существу отношений с КНДР, ушла в полную изоляцию Албания, отчетливо конфронтационную позицию занял Чаушеску в Румынии, и все эти годы не проходил горький осадок от разрыва с Югославией.
Каждый из нас по-своему переживал ситуацию, и, хотя говорилось об этом лишь в узком кругу, все понимали, раскол усиливается, и то, что произошло в Венгрии, ГДР, Польше и Чехословакии, не прошло бесследно для их народов.
Было совершенно очевидно: методы строительства социалистического общества, в которые мы свято и искренне верили, требуют новых подходов и глубокой теоретической проработки. Этими проблемами уже занимались специальные научные учреждения, но вся беда была в том, что руководство партии и государства на подобные научные изыскания практически не опиралось. Наука оставалась невостребованной, так же как и информация КГБ о ситуации в странах Восточной Европы.
Мне не раз довелось бывать в Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Польше и ГДР, бывал на Кубе и в Албании. У меня там много друзей, и не только среди работников госбезопасности, я встречался с руководителями различных спецслужб и Центральных Комитетов партий, но никогда — с нашими послами (за исключением посла СССР в Чехословакии В. П. Ломакина). Так сложилось не потому, что я уходил от встреч, просто нашим дипломатам не нужна была объективная оценка событий.
В социалистических странах Восточной Европы уже понимали, что экономическая помощь Советского Союза будет длиться не вечно, и они, каждая по-своему, начали наводить мосты с Западом, нередко скрывая свои шаги от руководства ЦК КПСС. Это, естественно, вызывало настороженность, хотя звучали, как и прежде, нескончаемые клятвы в дружбе.
И все же, несмотря на эти обстоятельства, сотрудничество с коллегами из органов госбезопасности стран Восточной Европы продолжалось. Даже тогда, когда у нас не проводилось совместных оперативных мероприятий, шел постоянный обмен информацией, и, надо признать, мы были честны друг перед другом и не скрывали правды. Причинами напряженности, возникшей в отношениях СССР с социалистическими государствами Восточной Европы, являлись вовсе не какие-то закулисные действия и происки КГБ, дело было совсем в другом — в политике лидеров наших стран.
Как-то начальник контрразведки МВД Чехословакии, ныне покойный Волимир Мольнар, сказал: «Вот вы говорите о происках своих граждан, которые сотрудничали с ЦРУ с целью подрыва строя. А как быть, если строй разрушают лидеры партии, если они говорят одно, а линию ведут совсем другую? Я не говорю о Дубчеке, это все уже в прошлом, я же ищу ответа на будущее».
Он сказал это в Гаване в 1974 году, сказал открыто, на довольно представительном совещании в присутствии членов Политбюро компартии Кубы (Фиделя Кастро не было) и послов социалистических стран.
А что можно было ему ответить? Мы тогда еще переживали свой «звездный час». Однако заявление Мольнара заставило о многом задуматься. Прежде всего о том, почему слова о ходе социалистического строительства все чаще и чаще не совпадают с делами. Несмотря на шумные декларации об успехах и достижениях в строительстве социализма, несмотря на постоянные заверения наших лидеров, якобы все идет хорошо, жизненный уровень населения в Советском Союзе падал. Чтобы убедиться в этом, достаточно было увидеть подмосковные электрички, битком набитые людьми, ехавшими в столицу за продуктами. С трудом верилось, будто завтра наша жизнь изменится к лучшему.
Население социалистических стран стало все чаще предъявлять требования властям, становилось ясно, что назревает социальный взрыв. Сотрудники органов госбезопасности понимали сложности, которые переживали их страны, и не скрывали от нас причин происходящего. Хотя в каждой стране кризисные явления носили специфический характер, у всех было одно общее: социализм проигрывал в соревновании с Западом, реальное воплощение в жизнь социалистических идеалов теряло свою привлекательность.
Тем не менее вера в «светлое будущее» была еще не окончательно утрачена в народе. Кто мог тогда подумать, что в верхних эшелонах власти уже зрели планы возврата к капиталистическому образу жизни и строились не продуманные до конца планы, приведшие к распаду страны? Мне не раз приходилось слышать, как М. С. Горбачев, подводя итоги обсуждения очередных проблем, произносил слова известной песни: «Жила бы страна родная, и нету других забот…»
Тревожные признаки надвигающегося кризиса в соцстранах давали о себе знать. Опасения за собственную державу мы начали ощущать позднее.
Впервые утрату доверия к Советскому Союзу я почувствовал в Албании в 1957 году. У албанцев сложились весьма непростые отношения с Югославией, и мы в этом конфликте были на стороне Албании. И вдруг Хрущев, посетивший Югославию, простил ей все обиды, а Албания при этом осталась как бы в стороне, по существу, мы предали эту маленькую героическую страну. Конечно, надо было укреплять наши отношения с Югославией, но в переговорах по этому вопросу непременно должна была участвовать Албания, а возможно, и Болгария, которая так и не пошла на сближение с Югославией, хотя являлась нашим верным союзником.
Это добавило причин к тому, чтобы в странах Вое-точной Европы возникала настороженность, росло недоверие к Советскому Союзу, и, конечно же, этим не замедлили воспользоваться оппозиционные силы и группировки, ориентировавшиеся на Запад, а нередко и сотрудничавшие с подрывными центрами. Бывая в соцстранах, слушая рассказы друзей и знакомясь с информацией разного рода, я уже в начале шестидесятых годов начал ощущать, что они подошли к тяжелым реальностям. Сущность их сводилась в основном к двум серьезным факторам: с одной стороны, в каждой из стран зрели силы, готовившие свержение социалистического строя, с другой — руководители, имевшие обо всем этом довольно полную информацию, делали вид, будто ничего экстраординарного не происходит и социалистические устои прочны и крепки, а дружба с Советским Союзом нерушима.
