В конце восьмидесятых годов многое изменилось к лучшему, но от этого ничуть не легче было тем, кому запрещали выезд за рубеж в прежние годы. А ведь начиналось все с благого намерения: как можно надежнее сохранить государственную тайну. Но благое дело, доведенное до абсурда, только калечило судьбы людей.
Эти жестокие уроки заставили нас серьезно задуматься над реорганизацией контрразведывательной работы. Трудно сказать, насколько продуманно она велась, но то, что органы КГБ поворачивались лицом к законности, соблюдению прав человека, не подлежит сомнению. Предполагалось, что сфера деятельности контрразведки внутри страны будет значительно сокращена и сведется к выявлению агентов иностранных спецслужб на территории СССР, контролю за режимом пребывания иностранцев. Что же касается советских людей, то здесь на первое место выдвигалась профилактика — предупредительные меры, которые должны были предотвратить противозаконные действия отдельных граждан.
Однако переход к профилактической работе шел непросто. Случалось, что после профилактических мероприятий нам строго указывали на «опасную недооценку» лиц, нарушивших закон.
Впрочем, предупредительные меры мы применили и раньше. Так, в 1957 году нам стало известно о попытке создания нелегальной организации, в программу которой входило свержение существующего строя. Готовил эту программу сотрудник одного из научных учреждений Москвы. Мы решили оградить его от ложных шагов, провели беседу, и человек правильно нас понял. Спустя много лет, вспоминая этот случай, он благодарил за помощь.
А тогда мы получили резолюцию И. А. Серова, бывшего Председателя КГБ СССР. Он строго требовал бороться с «мягкотелостью», пересмотреть решение и привлечь человека к уголовной ответственности. Нам с большим трудом удалось отстоять свою точку зрения, и не ошиблись, при этом еще и защитили от наказания нашего сотрудника — полковника А. И. Куликова, который вел «дело».
К сожалению, подобные указания вовсе не были исключением. Однако если вспомнить шестидесятые годы, то тогда существовала иная обстановка.
Однажды нашего сотрудника насторожило поведение капитана дальнего плавания, который цинично высказывался по поводу руководства страны и во всеуслышание заявлял, что при первом удобном случае останется на Западе. Нам сообщили также о его ветре-чах с представителями западных спецслужб в одном из портов. Желая предостеречь этого человека от необдуманного шага, решили поговорить с ним.
Капитан ничего не пытался отрицать, чувствовалось, что он с нами абсолютно откровенен и никаких серьезных намерений изменить Родине у него нет. Он поблагодарил за беседу и пообещал сделать соответствующие выводы. Этот достойный и заслуженный человек впоследствии стал Героем Социалистического Труда и пользовался у товарищей и сослуживцев почетом и уважением. Наши же сотрудники, беседовавшие с ним, получили выговор от начальства: «А что если бы он сбежал за границу после ваших бесед?»
Мне пришлось коснуться этого дела, когда руководство порта приняло решение не выпускать капитана за границу. Сотрудники попросили меня вмешаться, и запрет был отменен.
Каково же было мое удивление, когда несколько лет спустя я услышал от вышестоящих товарищей возмущенные речи по поводу тех, кто оградил капитана от опрометчивого поступка, а впоследствии даже поддержал его. Осудили и меня за вмешательство в это дело — ведь капитан нелестно отзывался о Брежневе!
А вот еще такой случай: под впечатлением венгерских событий 1956 года один студент задумал создать антисоветскую группу и начал подбивать своих сверстников. Это стало известно нашему оперработнику. Он сообщил обо всем мне и предложил ограничиться предупредительной беседой. Так и сделали. А несколько лет спустя я узнал, что парень прекрасно окончил вуз, проявил себя как хороший специалист и достойный человек, а теперь просится на работу в органы КГБ.
Что делать? Надо доложить в Управление кадров, что мы уже сталкивались с этим молодым человеком в его студенческие годы. Но ведь тогда его и близко не подпустят к органам госбезопасности! Я не скрою, мелькнула мыслишка: «На кой черт мне все это!» Но потом взяло верх другое соображение: «Вот так проявишь один раз недоверие и изуродуешь человеку всю жизнь, сломаешь парня навсегда».
Мы еще раз пересмотрели материалы того, давнего, дела — сроки их хранения кончались. Решили подождать немного, а затем уничтожили дело. Зато приобрели способного сотрудника.
Прошло много лет, и никто не пожалел о принятом решении. Конечно, в подобных случаях всегда есть риск, но если решился, то надо проявить твердость и довести дело до конца.
Здесь уместно добрым словом помянуть сотрудницу 5-го Управления полковника Елену Борисовну Козельцеву. Она обладала большим даром понимать людей и верить им, умела находить самые невероятные способы спасения человеческих судеб.
Люди, далекие от нашей работы, могут подумать, что такие профилактические мероприятия — безобидные беседы, участники которых просто упражняются в словесной состязательности, но это далеко не так. В одном из отделов управления расследовалось дело преступной группы, стоявшей на позициях терроризма. Они не только говорили о терроре, но и готовили акции. Одним из организаторов группы оказался бывший командир полка Советской армии — боевой офицер, который, безусловно, знал толк в оружии.
Короче говоря, на наших глазах готовилось преступление. И все же мы решили предупредить противозаконную акцию, но так, чтобы не погубить этого, в общем-то, достойного человека. В то время я по каким-то делам направлялся в Ставропольский край, где жил бывший командир полка. Решил, не откладывая, встретиться с ним, без предварительной проверки, что, в общем, было даже к лучшему.
Командир (назовем его Федотовым) находился в станице Воронцово-Александровская.
Я переночевал в гостинице Пятигорска, а утром вместе с заместителем начальника краевого управления КГБ Ю. В. Поповым направился на встречу с Фе-лотовым, о которой его предупредили через местную милицию.
Было прекрасное весеннее утро. После московской промозглой слякоти Ставрополье ранней весной — просто рай. При въезде в Воронцово-Александровское Попов предложил зайти в кафе и выпить чаю, благо до встречи оставался еще час. Я отказался, не до чая тогда было — мысленно прокручивал различные варианты предстоящего разговора.
А разговор и в самом деле оказался нелегким — ведь пришлось беседовать с террористом об акции, которую готовила его группа… Только потом я понял, что уроки беспечности — это тоже уроки. Поначалу наш диалог никак не складывался. Федотов ведь не подозревал, что мы решили отвести от него беду, и был насторожен. Не знаю, какие доводы его убедили, но только в конце концов он признал вину и попросил лишь не требовать выдачи соучастников. Заверил, что труппа будет распущена и ее деятельность прекращена.
Договорились на том, что он подтвердит все это письменно и направит документ в местное УКГБ.
Мы уже заканчивали беседу и стали прощаться, когда Федотов вдруг спросил:
— А как быть с пистолетом? Поскольку я привожу зарплату рабочим треста в предгорьях Эльбруса, мне выдали пистолет Макарова. Он у меня с собой.
