Ей казалось, будто кто-то посторонний диктует ей, что нужно изложить на бумаге.
«Мой дорогой дядя Эдвард!
Я должна ненадолго уехать, чтобы спокойно обдумать то, что от меня требуется, и прийти в себя от подобной неожиданности.
Я знаю, что вы непременно поймете меня.
Передайте графу, когда он приедет, что я совершила непростительную глупость, позабыв о том, что пообещала друзьям погостить у них несколько дней, и что, поскольку мы будем идти на их яхте вдоль побережья, вы не сможете снестись со мною.
Если вы пообещаете ему, что немедленно уведомите, как только я вернусь, то между вами и герцогом не возникнет обид и недопонимания.
Простите меня, но я не могу поступить иначе. Я еще не готова к откровенному разговору с Джейсоном.
Как всегда, с искренней любовью
ваша преданная племянница
Делла».
Вложив письмо в конверт, она адресовала его дяде.
Затем девушка заглянула в гардеробную, которая соседствовала с ее спальней, в поисках мешка для грязного белья, и обнаружила большую сумку, в которой Эмили относила ее одежду в стирку.
Подойдя к гардеробу, она принялась укладывать в него самые простые свои платья, добавив к ним нижнее белье и щетку для волос.
Взяв с секретера письмо, которое она написала для дяди, Делла задула свечи и отворила дверь спальни.
Как она и ожидала, света в коридоре почти не было, а того, что оставался, едва хватало, чтобы она различала дорогу.
Ступая на цыпочках, девушка положила письмо на коврик перед дверью дядиной спальни, после чего спустилась вниз по широкой лестнице, которая привела ее к двери, выходящей в сад. Отодвинув засов, она выскользнула наружу и закрыла за собой дверь.
Быстрым шагом она пересекла лужайку, прошла сквозь кусты и оказалась перед конюшней.
Старый грум, ухаживавший за дядиными лошадьми, об эту пору наверняка крепко спал у себя в сторожке, а мальчишка, который помогал ему, жил в деревне.
Делле не понадобилось много времени, чтобы взнуздать Аполлона и водрузить ему на спину седло.
Пристроив сумку с одеждой позади седла, она подвела Аполлона к опорной подставке и села на него верхом.
Из конюшни она выехала через заднюю дверь на тот случай, если в доме кто-нибудь еще не спит, чтобы ее никто не услышал.
Затем она неспешно, поскольку торопиться ей было некуда, поехала прочь, в сторону Лонг-Медоу.
К этому времени на небе взошла луна и показались звезды. Дорога впереди была хорошо видна, а льющийся с неба свет придавал окружающему миру невероятное очарование.
Сидя в седле, Делла чувствовала себя так, словно та сила, что помогла ей раньше, и сейчас направляла ее.
Вот вдалеке показался цыганский табор, в центре которого янтарным блеском светился затухающий костер.
В ушах у нее вдруг отчетливо зазвучали слова Ленди о том, что она должна слушать свое сердце.
Впрочем, именно этим она сейчас и занималась, разве что по-своему.
Сердце подсказывало ей, что она не может выйти замуж за Джейсона. Когда он взял ее за руку, она с пугающей ясностью ощутила всю его порочность и непривлекательность.
Правда, с этим ничего поделать она не могла.
«Я убегаю, – сказала себе Делла, – и это единственное, что мне сейчас остается. У меня нет другого выхода, кроме как слушать свое сердце».
Глава четвертая
Делла подъехала почти вплотную к цыганскому табору.
Она вздохнула с облегчением, увидев, что у гаснущего костра стоит человек. Девушка не сомневалась, что это Пирам.
Не узнать его было невозможно, а вот он с удивлением смотрел на нее. Должно быть, он спрашивал себя, кто это приближается к табору в столь неурочный час.
Поравнявшись с ним, Делла натянула поводья и легко соскользнула со спины Аполлона.
– Добрый вечер, Леди. Немного поздно… с вашей стороны… навещать нас, – приветствовал ее Пирам.
– Я приехала к вам за помощью, мой добрый друг Пирам.
Она заметила, как он метнул быстрый взгляд на большой мешок на седле Аполлона.
– Прошу вас, Пирам, – взмолилась она, – можно мне поехать с вами туда, куда вы направляетесь? Я объясню Ленди, зачем мне пришлось убежать из дома и почему у меня не осталось иного выбора.
Ей вдруг пришло в голову, что Пирам может отказать. Он мог испугаться дядиного гнева в случае, если она исчезнет, или, поскольку все цыгане обладали способностью к ясновидению, мог предвидеть, что наживет себе врага в лице герцога.
К ее облегчению, Пирам в ответ лишь улыбнулся.
– Все, что я делаю для Леди, – сказал он, – дар звезд.
Делла ощутила такое облегчение, что несколько мгновений не могла вымолвить ни слова. Она просто стояла и смотрела на него, чтобы окончательно увериться в том, что правильно расслышала все, что он только что сказал.
Пирам, однако же, повел себя куда более практично.
Сняв мешок с седла Аполлона, он опустил его на землю у костра, а коня повел за собой за пределы табора, туда, где паслись остальные лошади.
Делла же не шелохнулась.
Она знала, что сейчас он снимет с Аполлона седло и стреножит ему уздечкой задние ноги, чтобы тот не убежал прочь.
Она ждала у костра, запрокинув голову, глядя в небо и думая о том, что звезды с высоты смотрят на нее, говоря, что она поступила правильно.
Девушка по-прежнему боялась, что герцог рассердится, как и Джейсон, когда приедет к ней с визитом на следующий день и узнает, что ее нет дома.
Но при этом она помнила, что дядя выказывал себя искусным дипломатом и при куда менее благоприятных обстоятельствах. Его обаяние и такт позволят ему сгладить факт ее отсутствия и пообещать, что через несколько дней она вернется.
Сейчас Делла не могла думать о том, что случится в будущем, пусть даже ближайшем. Ее главной заботой было уехать отсюда подальше, и немедленно.
Она поедет куда угодно, лишь бы только не ждать Джейсона, когда он явится за ней.
Вернулся Пирам, неся седло и уздечку Аполлона. Он занес их внутрь одной из кибиток, которая, как решила Делла, должна принадлежать ему.
Затем он вернулся к ней.
– Леди согласна разделить кибитку с Мирели?
– С удовольствием, – ответила Делла, – и мне остается лишь надеяться, что она не станет возражать против такой спутницы, как я.
– Леди… почетный гость.
Голос его прозвучал твердо и решительно, и Делла поняла, что никто из членов его клана не посмеет возражать против ее появления, если он, их вожак, примет ее.
