– Саша, это мой друг. Мой друг, – по слогам произнесла я.
– Какой друг? Ты мне о нем не рассказывала.
Саша сверлил меня взглядом. Я чувствовала себя как на допросе. Без вины виноватая.
– Он был в Америке, и когда мы с тобой познакомились…
– А, я все понял, – в который раз перебил он, – когда этот уехал, ты нашла меня. Очень удобно!
– Я думаю, вы неправильно понимаете ситуацию, – наконец-то встал из-за стола Женя.
– А тебя никто не спрашивает, – рявкнул в его сторону Сашка.
– И все-таки, я бы хотел, чтоб вы дали возможность Виктории рассказать. А вы все время ее перебиваете.
Сашка раздул ноздри и стал надвигаться на Женьку.
– А ты кто такой? Ее адвокат? Чего лезешь, куда не следует?
Женька был невозмутимо спокоен. Я наблюдала за этой сценой ревности, как из окопа. Как будто через экран. Я не я и ситуация эта не моя. Все было какое-то трагическое, неправдоподобное. Сашка, стиснув кулаки, приблизился к Женьке. А тот, будто издеваясь, был расслаблен и иронично настроен.
– Вика говорила, что вы нападающий. Но я думал, это относится к футболу.
В чашу терпения Петрешенко упала последняя капля. В одну секунду он взмахнул кулаком и, вложив в удар всю свою злость, расквасил нос противнику. Женька закрыл лицо руками от боли. Я закричала. Сашка посмотрел на окровавленный кулак, схватил сумку, брошенную в прихожей, и выскочил за дверь.
Я смотрела на происходящее стеклянными глазами. На меня напал столбняк.
– Дай салфетку, – попросил Женька.
Я отмерла и кинулась доставать аптечку.
– Ничего не надо, – отмахнулся он, – салфетку дай. Или полотенце.
Я с жалостью смотрела на друга, который скрылся в ванной, и не могла объяснить произошедшее. Что напало на Петрешенко? Почему он решил меня приревновать? Зачем так провокационно вел себя Женька? Куда ушел Сашка? И что со всем этим делать мне?
Глава 20
Когда Женька вышел из ванной, я сидела за столом, понурив голову и пила водку, найденную в запасах. Он остановился на пороге и тихонько засмеялся.
– Ты чего? – Я подняла заплаканное лицо.
– А ты чего? Есть повод лить слезы? Или травмировать организм крепким алкоголем?
Я положила голову на руки, согнулась в три погибели и застонала:
– Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь.
– Ну конечно, я ведь не присутствовал на премьере трагикомедии, разыгравшейся в этой комнате. И это не мне дали в нос кулаком.
Я подняла голову и вытерла слезы. Мне стало жаль Женьку. И стыдно за Сашку. Такое противное чувство. Щемит и дергает изнутри. Я подошла к Женьке, погладила по лицу.
– Прости меня, – жалобно пропищала я.
– За что? – Он убрал мою руку.
– Больно?
– До свадьбы заживет.
– Я не знаю, что на него нашло, – начала оправдываться я и наткнулась на хитрый прищуренный взгляд.
Женька как-то особенно на меня смотрел. Не так, как всегда. Я осеклась. Он продолжал изучать меня сквозь полуопущенные ресницы.
– Ты стала другая.
– Может, – пожала я плечами, – немного.
– Эх, нельзя тебя было оставлять, – вздохнул он.
Мне стало неловко. Какой-то недружеский момент. Больше похоже на признание.
– Любишь его?
– Да, – после паузы тихо произнесла я.
– Он вернется, – в том же тоне ответил друг.
– Правда? – оживилась я.
– Правда.
– Откуда знаешь?
– Потому что тоже тебя любит.
Женька отобрал у меня рюмку и вылил остатки алкоголя в раковину. Я сидела за столом и глупо улыбалась во весь рот. Женька наклонился и поцеловал меня в макушку.
– Я пойду. Тебе надо побыть одной.
Я продолжала улыбаться, как мягкая игрушка Петрушка. Была у меня такая в детстве. Петрушка в ярком полосатом комбинезоне и колпаке с кисточкой. Ручки-ножки как тряпочки, ни стоять, ни сидеть не умеет. Но всегда с улыбкой. Вышитой красными нитками на круглом молочном лице. Самая позитивная игрушка.
– Не уходи, – неожиданно для самой себя я вскочила со стула и кинулась к Женьке. – Я не хочу оставаться одна.
Женька остановился и внезапно крепко прижал меня к себе.
– Не уходи, – прошептала ему в плечо.
– Я – не он, – сказал друг на ухо строгим голосом и стиснул мои плечи в объятиях. – Не путай, Вика.
Я дернулась и, если бы не Женькины руки, упала бы на пол.
«Может, он прав? – терзалась душа. – Может, я смешиваю понятия?» Тут же вспомнилась его прощальная фраза перед отъездом в Америку. Тот странный поцелуй. И сегодняшнее «до свадьбы заживет» обрело совсем другой оттенок. Может, Женька меня до сих пор любит? О, Господи!
Я отшатнулась и посмотрела на него, как будто видела впервые. Строгий взгляд смягчился, уголки губ улыбались.
– Мне лучше уйти, Вика.
Он поцеловал меня в лоб и вышел за дверь.
Ну вот, два самых важных мужчины в моей жизни решили одновременно меня покинуть. Почему? Почему это происходит? Почему это происходит со мной? Что делать? Куда бежать? Кому звонить?
Я схватила телефон и набрала Сашкин номер. Как и следовало ожидать, абонент находился вне зоны. Я отправила еще с десяток вызовов. Чтобы, когда он его включит, пришли сообщения о том, что я звонила десять раз. Он увидит, как я волнуюсь, и перезвонит сам.
Я посмотрела на часы. Звонить подругам поздно. Да и кто у меня остался, кроме Маринки? Только один верный друг Женька. Но он сегодня пострадал из-за меня. И хоть ушел недалеко, вряд ли захочет вернуться. Да и зачем? Слушать мое нытье?
Я вдруг четко осознала, что так ничего и не успела спросить у него. О нем, об Америке. Господи, да что я за подруга такая! Мне стало невыносимо стыдно. Я захотела тут же все исправить. Какая же я болтушка! Так хотела услышать о его жизни за океаном и не дала сказать ни слова. Схватила телефон и набрала Женькин номер. Он откликнулся после второго гудка.
– Почему не спишь?
– Жень, прости меня.
– Ты это уже говорила, – устало ответил он.
– Нет, за другое прости, – я закусила губу, – мы не успели поговорить. Я весь вечер только о себе болтала. А ты…
– Тебе не за что извиняться, – перебил он.
– Ну как это? Ты – мой друг, а дружба – понятие двустороннее.
– Рад это слышать. Но ты женщина. И тебе многое прощается по природе. Ты не можешь по-другому. Ты – эмоция, ты настоящая. Тебе хотелось поговорить, ты говорила. Когда тебе было так легко и уютно? Чтоб вот так на все темы, без тормозов?
