– От чего ты отказалась? – прервала ее Коринн. – Что именно он попросил тебя сделать? Я не понимаю.
– Он попросил моей помощи в похищении жены губернатора Расселла. Не в самом похищении, я должна была сторожить ее в хижине неподалеку от Нью-Берна, пока он и Марти будут вести переговоры с губернатором Расселлом.
– И ты согласилась? – Коринн была не в состоянии представить себе, чтобы кто-то в здравом уме согласился на подобное предложение. Но ведь ей было не шестнадцать лет и она не была отчаянно влюблена, не была без ума от того, кто, как ей казалось, обожал ее.
– Я согласилась. На словах все было легко и просто. Я тогда была слабой. Я нуждалась в нем и сделала бы все ради него. Я могла угодить ему. Удержать его, как я полагала. Не думаю, что я понимала, во что впуталась, до тех пор, пока они действительно не привезли Женевьеву в хижину и я поняла, что она не героиня какой-то пьесы, а настоящий, живой человек. И она была беременной. – Эва посмотрела Коринн в глаза. – Мне очень жаль, Кори, – сказала она.
Испугавшись, что сейчас расплачется, Коринн отвернулась. Что еще они могли сказать друг другу? Остальная часть истории ей была уже известна. Ей хотелось, чтобы она закончилась по-другому. Кори хотелось изменить то, что изменить невозможно.
– Ты оставила меня себе для того, чтобы кто-то любил тебя? – спросила она через минуту.
Закусив губу, мать смотрела вниз, на столешницу перед ней.
– Неосознанно, – сказала она. – Все, что я знаю, что мне отчаянно хотелось, чтобы ты оказалась в безопасности. Твоя мать сказала мне: «Не дай ей умереть», и я…
– Она так сказала? – спросила Коринн. У нее потеплело внутри, когда она услышала те единственные слова о себе, произнесенные ее биологической матерью.
– Да, – сказала Эва. – Когда она поняла, что умирает… а я думаю, что она поняла это… она попросила меня не дать тебе умереть. Я моментально полюбила тебя. Я помогла тебе появиться на свет и выжить в первые несколько дней твоей жизни. Это очень сильно привязало меня к тебе в эмоциональном плане. Я едва вышла из того возраста, когда играла с плюшевым мишкой, а ты была намного лучше. – Эва улыбнулась. – Трудно описать, как отчаянно мне хотелось, чтобы ты осталась жива. Я не оставляла тебя ни на минуту, проверяя, что ты все еще дышишь. Иногда я всю ночь не спала, чтобы быть уверенной, что ты не умрешь. Ты так много значила для меня. В мире для меня не было ничего важнее и дороже тебя. И я была ответственной за тебя. Я поклялась твоей матери, что ты будешь в безопасности. Знаю, милая, я перестаралась. Знаю, что посеяла в тебе страхи, и мне очень жаль. Может быть, тебе было необходимо оторваться от меня и идти своим путем. Может быть, ты поступила правильно, неважно, как тяжело это для меня.
– Почему этот человек – Тимоти Глисон – не рассказал о тебе полиции? Почему он хотел защитить тебя?
– Не знаю. Возможно, с течением времени у него проснулась совесть и он прежде всего понял, что ошибся, втянув меня в это преступление. Я не знаю.
– Ты могла бы по-прежнему молчать, – сказала Коринн. – Тебе не нужно было ни в чем признаваться.
– Я должна была признаться, – просто сказала Эва.
– Но, мама, – сказала Коринн, – как ты это переживешь? Ты не можешь пойти в тюрьму. Ты больна. Они не дают тебе лекарств.
– Со мной все в порядке, милая. Я получу свои лекарства, и все будет нормально. – Мать ненадолго замолчала. – Расскажи мне, как у тебя дела, – попросила она.
Коринн не могла так быстро переключиться. Она опустила глаза, не зная, что сказать.
– Ты имеешь в виду, за исключением того, что я узнала, что не являюсь тем, кем себя считала? – спросила она.
Мать грустно улыбнулась.
– Думаю, вряд ли тебя занимает что-то другое, – призналась она.
– Ну, на самом деле занимает, – резко проговорила Коринн. – Я надавила на Кена, чтобы он назначил день свадьбы. И знаешь что? Он сказал мне, что никогда не был разведен с Фелицией. Своей женой. – Эти слова вырвались у нее, и она удивилась, что доверилась матери.
– Что? – проговорила Эва, не веря своим ушам. – Ох, милая. То есть все это время он лгал тебе?
– Лгал, утаивая важную информацию, – сказала она. – Кен сказал, что она больна и ей было бы слишком тяжело, если бы он развелся с ней.
– А разве тебе не слишком тяжело? – Мать выглядела рассерженной. – Ох, Кори, прости. Я знаю, что значит, когда тебя предает любимый мужчина.
– Я хочу оставить ребенка, мама.
– Ты по-прежнему хочешь выйти за него замуж?
Коринн нерешительно молчала. Любит ли она его еще? Она не была уверена, что сможет жить одна, когда рядом не окажется никого, кто поможет отъехать на несколько кварталов от дома. Кори начала было убеждать себя, что нуждается в нем. Не та же потребность толкнула ее мать к Тимоти Глисону? Она подумала о Кене, который, негодуя, ждал ее в машине на улице.
– Я так боюсь одиночества, – сказала она.
– Кори, – сказала мать, – пока я жива, ты никогда не будешь одна.
Эва прижала ладонь к плексигласовой перегородке, и, почти не задумываясь, Коринн подняла свою ладонь и тоже приложила ее к перегородке. Рядом с деформированными суставами и распухшим запястьем материнской ладони ее ладонь выглядела нежной и молодой. Если не считать этого, их ладони идеально подходили друг к другу.
62
– Ты не хочешь рассказать мне, как она? – спросил Кен. Они отъехали на милю от тюрьмы, и никто из них пока не сказал ни слова.
Коринн медлила.
– Было тяжело видеть ее там, – сказала она. – В тюрьме.
– Тебе пришлось говорить с ней через перегородку?
Она кивнула.
– Это тоже тяжело. – Она чуть было не сказала ему о кресле-каталке, распухших суставах, но решила не докучать. Кори вообще не хотелось ему ни о чем рассказывать.
– Она там, где ей место. Ты знаешь это, разве нет?
– Кен, – она посмотрела на него, – я хочу некоторое… время пожить отдельно.
– От матери?
– Нет, от тебя.
Кен пристально смотрел вперед, на дорогу, плотно сжав челюсти.
– Клянусь, – сказал он. – Ты две минуты провела с ней, и ты снова попала к ней в лапы.
– Это не имеет к ней никакого отношения, – сказала Кори, хотя понимала, что это не так. Просто она стала свидетелем мужественного поступка. Может быть, в ней не текла кровь Эвы Эллиотт, но она наверняка унаследовала от нее какие-то крохи мужества.
– Я собираюсь получить развод, – сказал он. – Я говорил тебе, что вопрос будет решен всего за несколько недель. Потом мы сможем пожениться в любой момент, когда ты этого захочешь.
– Я не об этом.
– Тогда о чем? – спросил Кен.
