– Я знаю, ты все делаешь по-своему, Коринн, – сказала Дрю. – Но, возможно, пришло время попросить о помощи.
– Я знаю. – Кен советовал ей обратиться к психотерапевту, и она была согласна с ним. На ее доверие к психотерапевтам, которые могли бы помочь ей, влияло то, что психотерапевтом была ее мать. – Я не хочу родить ребенка и испортить его. Я не хочу передать ему или ей свои страхи.
– Ты не передашь, – сказала Дрю. – Ты будешь самой лучшей матерью.
На минуту обе замолчали.
– Итак, – нарушила молчание Дрю. – Ты рассказала мне о том, что Кен выпустил тебя из машины и ты пошла пешком домой, и все такое, но ничего не сказала о том, как ты встретилась с мамой. Как все прошло?
Коринн описала, как охранник привез мать в зал для переговоров на кресле-каталке.
– Ей там не место, – сказала она.
– Фу! – выдохнула Дрю. – Я рада услышать от тебя это.
– Не место, – повторила Коринн. – Она совершила нечто ужасное, и, думаю, ей придется так или иначе заплатить за это, но не таким путем. Это жестоко. Что делает ее адвокат, для того чтобы вытащить ее оттуда?
Дрю вздохнула.
– Это будет нелегко, – сказала она. – На президента Расселла работает целая юридическая фирма. Завтра мы с папой встречаемся с ее адвокатом. Мы собираемся привлечь группу свидетелей, которые дадут показания о ее репутации, в их числе буду и я.
– Хорошо.
– Маму обвиняют в целой куче преступлений, – сказала Дрю. – Я устала считать, когда адвокат перечислял их, и она виновна в каждом из них. Она во всем призналась, что, как я думаю, было ошибкой.
– Возможно, это ошибка с точки зрения ее защиты, но не с точки зрения ее совести, – сказала Коринн.
Дрю снова замолчала.
– Ты говоришь так, что я не узнаю сестру, которую знала много лет, – наконец проговорила она. – Мне кажется, тебе нужно было бы давным-давно выставить Кена.
– Дело не в Кене, – сказала Коринн. – Я видела маму. Я видела, как… Я не знаю, Дрю. Она плохо выглядит, и ясно, что она очень больна. Она ужасно страдает от того, что всем сделала больно, но… Я думаю, что она отчасти освободилась. Это принесло ей своего рода покой. Я почувствовала это. – Кори вспомнила о ее прижатой к плексигласовой перегородке ладони. – Я поняла, как сильно я люблю ее, – сказала она. – Я понимаю, что, воспитывая меня, она старалась как могла.
– О господи! – сказала Дрю. – Ты правда так думаешь, Кори?
– Да. – Коринн не оставалось ничего другого, как только улыбнуться в ответ на восторженный возглас сестры.
– У меня камень с души упал, когда ты так сказала! – воскликнула Дрю. – Ты будешь… Наверное, нечестно спрашивать об этом.
– О чем?
– Ты будешь выступать свидетелем?
– Ох, Дрю, я не могу, – сказала она. Одной мысли о том, что она будет сидеть, как в капкане, на месте свидетеля, было достаточно для того, чтобы у нее часто забилось сердце.
– Ты хорошо подумала?
– Да. – Она помолчала. – Но также… Не имеет значения, как я отношусь к ней, но она, тем не менее, несет ответственность за смерть моей биологической матери и лишение меня родной семьи.
– Я знаю, – сказала Дрю. – И все-таки ты можешь поговорить с президентом Расселлом? – спросила она. – Мамин адвокат говорит, что он может воздействовать на рассмотрение дела. Он пользуется большим влиянием, и именно он подстрекает к тому, чтобы ее посадили в тюрьму на долгий-долгий срок. Ты можешь поговорить с ним об этом?
При мысли об этом Коринн поежилась. Мысль о том, что она боится его, смутила ее.
– Я могу поговорить об этом с Вивианой, – сказала она.
– Идет, может быть, потом она сможет поговорить с отцом? – спросила Дрю.
– Может быть, – сказала Кори. – Впрочем, они действительно считают маму мразью.
– Их нельзя винить, – сказала Дрю. – Но я думаю, попытка не пытка, верно?
Где-то далеко завыла сирена, а по соседству залаяла собака. За окном сгущалась темнота, и она почувствовала, как к ней подкрадывается тревога. Ей хотелось, чтобы Дрю всю ночь не вешала трубку.
– Я позвоню ей сегодня, – сказала Кори, набравшись храбрости. – Позволь, я опущу трубку и прямо сейчас позвоню ей.
Она закрыла на защелки все окна и придвинула кресло к закрытой на засов входной двери. Потом, взяв телефон, собралась позвонить Вивиане, но оробела. Как сформулировать свою просьбу? Она должна была поставить себя на место Вивианы. Лучше она пошлет ей письмо по электронной почте. Так будет легче для них обеих.
64
Дорогая Вивиана!
Сегодня я навестила свою мать – Эву Эллиотт. Она страдает от ревматоидного артрита и до сих пор не получает лекарств. Мне неловко писать тебе о том, что я чувствую. Я не знала другой матери, кроме нее. Но, разумеется, не могу простить ее за то, что она сделала, однако она была мне хорошей матерью. Я знаю, что говорила о ней иначе, когда ты и твой отец были здесь. Я была охвачена ужасом, узнав о том, что она совершила, когда поняла, что была похищена и лишена своей биологической семьи. Но она старалась как могла, воспитывая меня. Была хорошим психотерапевтом, работая в университете, и на протяжении многих лет помогала людям. Она – добропорядочная гражданка, может быть, даже образцовая. Я пишу для того, чтобы попросить тебя и твоего отца пощадить ее. Вспомни, что она была подростком, когда умерла ее мать.
Коринн
Дорогая Коринн!
Я весь день думала о твоем письме и о том, как ответить на него. Я несколько раз перечитывала написанное тобой, пытаясь представить, что ты чувствуешь. Мне жаль, но я вынуждена сказать, что не могу закрыть глаза на собственные чувства и оказаться в твоей шкуре. Я понимаю, что ты не знала нашей матери, поэтому тебе трудно понять, что значило потерять ее, но попытайся представить, что ты таким ужасным образом теряешь любимого человека – например, сестру?
Думаю, ты способна понять, что я не могу избавиться от ненависти к Тимоти Глисону и твоей матери. Они оба в этом замешаны. Твоя мать этого не отрицает. Пусть ей было «всего» шестнадцать лет, но она была достаточно взрослой для того, чтобы понимать, что правильно, а что нет, она каждый раз принимала неправильные – и абсолютно беззаконные – решения. (Кстати, по законодательству Северной Каролины шестнадцатилетние НЕ считаются несовершеннолетними, поэтому твой аргумент спорен.) Каждый должен расплачиваться за сделанный выбор. Не имеет значения, что она является чьей-то матерью. Не имеет значения, что она ужасно тяжело больна. Это не освобождает ее от уплаты долга по отношению к обществу. Я никогда не покажу твоего письма папе. Ему было бы больно узнать, что ты так думаешь. Он обожал мою мать. Он так и не женился снова, и после ее смерти у него не было ни одной серьезной связи. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы заботиться обо мне и скорбеть по ней. Хотя я отчасти могу понять твои чувства, он никогда не сможет понять их, а я не хочу говорить ему ничего такого, что могло бы оттолкнуть его от тебя. Папа считает тебя красавицей без единого изъяна.
