– Через три недели.
– Тогда дело не в ребенке, – сказала Кики, как будто она разбиралась в подобных вещах. Дети рождаются раньше срока, но боль в спине не имеет никакого отношения к схваткам. По крайней мере, она надеялась, что это так. Кики подошла к книжному шкафу. – Хочешь почитать книгу? – спросила она.
– Мне не нужна книга, – ответила Женевьева. – Если ты думаешь, что я могу сосредоточиться на книге, значит, ты такая же идиотка, как твои друзья.
Сев на стул у окна, Кики сложила руки на коленях.
– Какого цвета твои настоящие волосы? – спросила Женевьева.
– Не твое дело. – Она поняла, что совершенно забыла о том, чтобы изменить свой голос. Теперь было слишком поздно.
– Не думаю, что ты такая жесткая, какой хочешь казаться, – сказала Женевьева, изобразив подобие улыбки. – На самом деле тебе нужно было бы надеть маску поплотнее, чем эта.
Кики потрогала тонкую пластмассовую маску.
– Ты учишься в Каролине? – спросила Женевьева. – Ты не одна из моих студенток, нет? Ты разговариваешь как одна из них.
– Даже если бы я была ею, я бы тебе не сказала, – ответила Кики.
Женевьева как будто обиделась.
– Мне нужно в ванную комнату, – сказала она.
Черт. Она надеялась, что им удастся пережить все это злоключение, не воспользовавшись ванной комнатой.
– Я должна пойти с тобой, – сказала Кики.
– Тебе приказали? – Женевьева подвинулась к краю кушетки, словно готовясь встать. – Не выпускать меня из виду? – Она разговаривала с ней как с ребенком. Это так раздражало, что Кики обиделась и одновременно обрадовалась, потому что так Женевьева вызывала у нее меньше сочувствия.
– У меня своя голова на плечах, – сказала Кики.
– Прекрасно, – сказала Женевьева. – Мне нужно в ванную комнату. Сейчас же.
– Даю тебе минуту. – Кики кинулась на кухню за пистолетом и схватила его. Стоило ей лишь дотронуться до него, как руки снова задрожали. Она проверила, что он снят с предохранителя, а потом вернулась в гостиную.
– Ого! – сказала Женевьева. – Тебе это не понадобится!
– Теперь вставай, и я пойду с тобой, – сказала Кики.
Женевьева с трудом поднялась на ноги и пошла по коридору, избегая приближаться к Кики. Она вытянула одну руку вперед, словно желая защититься ею от пули. Другой рукой она прикрывала свой живот.
– Дверь налево, – сказала Кики.
Женевьева вошла в ванную комнату и стала закрывать за собой дверь, но Кики подставила ногу, чтобы дверь оставалась открытой.
– О, заходи, – сказала Женевьева. – Что, по-твоему, я собираюсь здесь делать? – Она показала на квадратное окошко над туалетом. – Едва ли я пролезу через это окно.
Так оно и было. В любом случае Кики не хотелось наблюдать за ней в ванной комнате.
– Хорошо. – Она убрала ногу от двери. – Однако ты оставишь щелку.
– Прекрасно, – снова проговорила Женевьева.
Облокотившись о стену, Кики ждала, прислушиваясь к шороху одежды с другой стороны двери. Женевьева долго мочилась, потом она приводила себя в порядок. Кики выпрямилась, держа пистолет перед собой, и ждала, пока ее пленница выйдет в коридор. Вдруг дверь ванной захлопнулась так быстро, что Кики не успела и рта открыть, как раздался щелчок закрывающегося замка.
12
– Ах, Кики, иногда мне так страшно! Я больше не боюсь умереть, я боюсь того, что может случиться с тобой, и от этого не сплю ночами. Днем, когда я мыслю рационально, понимаю, что с тобой все будет хорошо. Однако ночью мне в голову лезут ужасные мысли. Мне приходится напоминать себе о том, что ты очень сообразительная! Думаю, милая моя девочка, тебе это пригодится.
– Открывай! – Кики навалилась на дверь ванной.
– Я просто хочу побыть одна, – сказала Женевьева. – Я сказала тебе. Я не могу выбраться через окно, поэтому просто дай мне немного свободы, хорошо?
– Нет, совсем не хорошо! – Кики была в ярости. Она стучала в дверь и грохотала ручкой. – Открывай! – Кики слышала, как открылась дверца аптечки, и вспомнила о бритвенных лезвиях. Только что съеденное печенье застряло у нее в горле. Дрожащими руками она направила пистолет на дверной косяк рядом с замком, сняла пистолет с предохранителя и нажала на курок.
Выстрел чуть не сбил ее с ног, а Женевьева вскрикнула. От двери полетели щепки, и Кики схватилась за ручку. Чертова дверь по-прежнему была заперта.
– Открой дверь! – Под маской из глаз потекли горячие слезы.
– Все нормально, все нормально. – Женевьева толкнула дверь и подняла вверх руки. – Ты с ума сошла? – спросила она. – Не стреляй!
Направив пистолет на женщину, Кики проверила аптечку и с облечением обнаружила, что пачка с бритвенными лезвиями по-прежнему на месте. – Возвращайся в гостиную, – сказала она.
– Прекрасно, – проговорила Женевьева. – Только перестань целиться в меня этой штукой.
Щелкнув предохранителем, Кики опустила руку с пистолетом и держала его у бедра, пока они возвращались в гостиную. Женевьева снова села на диван, наклонившись вперед и растирая спину.
– Ты непредсказуемый человек, верно? – спросила она.
– Будь спокойна, – ответила Кики. Теперь она была рада, что на ней маска. Черты лица на пластмассовой маске оставались застывшими независимо от того, какие эмоции бушевали под ней. Однако ее выдавали дрожащие руки в белых перчатках.
– Положи пистолет, – попросила Женевьева.
Кики опять села на стул у окна, положив пистолет на колени и размышляя о том, что они теперь будут делать. Придется ли им просидеть всю ночь вот так, лицом к лицу? Может быть, даже весь завтрашний день? На самом деле как далеко от них находится Джэксонвилл? Она посмотрела на часы. Четверть первого ночи! Она и представить себе не могла, что уже так поздно. Доехали ли уже Тим и Марти до Джэксонвилла?
– Пожалуйста, сними маску, – сказала Женевьева.
Кики отрицательно покачала головой. Кожа на голове под париком вспотела. Казалось, как будто в волосах ползают черви, и она с тревогой думала о том, кто носил этот парик до нее. Ей не терпелось сорвать его и почесать голову.
– Зачем ты это делаешь, Спящая красавица? – Голос, а вместе с ним и черты лица Женевьевы смягчились. Она была очень симпатичной. Может быть, даже красивой при других обстоятельствах. Правда, теперь ее кожа казалась слишком бледной. Даже серой. При верхнем свете ее подернутые дымкой голубые глаза мерцали, а на переносице выступили две тонкие вертикальные морщинки.
– Я делаю это потому, что сестра Тима стала жертвой системы, – сказала она как попугай, повторяя слова Наоми. В ее устах они звучали фальшиво.
– Что это, по-твоему, означает? – спросила Женевьева. – «Жертва системы»?
