– Я не хочу говорить об этом. – Кики почувствовала, что у нее опять задрожали руки. Чтобы унять дрожь, она зажала рукоятку пистолета между ладоней.
– Ты с ней знакома? С его сестрой?
– Нет, но я знаю Тима и знаю, что он любит ее, а я люблю его и хочу ему помочь. – Слова слетели с ее уст прежде, чем она сумела взять себя в руки.
Вскинув голову, Женевьева посмотрела на нее совсем другим взглядом.
– Ты влюблена в Тима? – спросила она.
– Да, но причина не только в этом, я…
– Тебе следует кое-что узнать о своем… приятеле, – сказала Женевьева. – Я преподавала ему испанский язык, Спящая красавица. Он… бабник.
– Ты преподавала ему? – Она вспомнила, как Тим говорил, что Женевьева преподает испанский язык, но он не говорил, что учился у нее.
– Тим сердцеед. – Женевьева уселась поглубже на кушетку, насколько позволял ей живот. – Он не пропустил ни одной юбки в своей группе. У него даже была интрижка с одной замужней женщиной.
Кики подняла пистолет и направила его на нее.
– Заткнись, – сказала она. – Я не желаю слушать твое вранье. Может быть, ты и учила его, хотя я не верю тебе, но ты не знаешь его.
– Пожалуйста, опусти пистолет.
– Ты обещаешь молчать? – спросила Кики.
– Больше ни единого слова о твоем любимом казанове.
– Я сказала – заткнись. – Кики подняла пистолет выше, дуло судорожно дернулось в ее неуверенных руках. Нужно быть осторожнее. Хлопчатобумажная ткань на перчатках скользила.
– Прости. – Женевьева отпрянула к спинке дивана, явно испугавшись пистолета. – Опусти его, ладно?
Кики снова положила пистолет на колени.
Женевьева вздохнула и потерла лоб.
– Как долго это будет продолжаться? – спросила она.
– Все зависит от твоего мужа, – ответила Кики. – Какой он? Как он, по-твоему, отреагирует?
Женевьева зло взглянула на нее.
– Он – честный человек, – сказала она. – Он ужасно любит меня, но он не сделает ничего, что заставит его пойти на компромисс со своей совестью.
Кики поежилась. Она ужасно любила Тима. Неужели из-за него она пошла на компромисс со своей совестью? Когда она целилась в беременную женщину, их затея казалась ей отнюдь не замечательной. Что-то здесь было не так.
Неожиданно Женевьева принялась плакать, прижимая ладонь ко рту.
– Я хочу домой. – Она посмотрела на Кики. – У меня пятилетняя дочка, я должна была забрать ее от сестры после занятий. Наверное, она очень напугана.
Может быть, она решила выбрать новую линию поведения? – с тревогой подумала Кики. Ей не удалось оклеветать Тима, так теперь она пытается вызвать сочувствие к своей дочери. По крайней мере, они могут спокойно поговорить об этом.
– Как ее зовут? – спросила Кики.
– Мне правда нехорошо. – Сидя на диване, Женевьева поправила пояс.
– Это просто нервы, – сказала Кики. Ей тоже было не по себе. – Так как же зовут твою дочь? – повторила она.
– Вивиана. Я уронила сумочку, когда они схватили меня, а то я показала бы тебе ее фотографию, – сказала Женевьева.
– На кого она похожа?
Закрыв глаза, Женевьева откинула голову на спинку дивана.
– У нее светлые волосы с рыжеватым оттенком, – сказала она. – Я рада, что она не такая рыжая, как я. Я рада, что она не унаследовала мои волосы.
– Почему? – спросила Кики. – У тебя красивый цвет волос. – Она почувствовала, что ее истинная сущность выглядывает наружу, и поняла, что лучше быть настороже.
– Спасибо, но мне они не нравятся. – Не открывая глаз, Женевьева похлопала ладонью по животу. – Надеюсь, эта будет блондинкой или брюнеткой, – устало сказала она, словно понимая, что своим разговором они только зря сотрясают воздух. – Все что угодно, только не рыжая.
Кики вспомнила, как она, будучи пяти– или шестилетней девочкой, ждала, пока мама заберет ее из школы. Она долго ждала у огромной двустворчатой двери, высматривая свою вечно спешащую мамочку, но она совсем не боялась. Она играла в классики на воображаемых клетках на тротуаре, поднимая голову только тогда, когда кто-нибудь из соседок окликал ее из машины. Кики говорила, что мама поздно вернется с работы и заберет ее домой. Кики надеялась, что Вивиана вела себя так же послушно и бесстрашно, когда не дождалась матери. Она страстно надеялась на это.
– Думаю, нам нужно попытаться поспать, – предложила Кики. – Я приготовила постель для тебя. – Она посмотрела на наручники, которые Тим положил на край стола. Из-за беременности Женевьевы план с наручниками не годился, что было совершенно ясно.
– Ох! – Лицо Женевьевы исказилось, и она схватилась руками за живот.
– С тобой все в порядке? – спросила Кики.
Прошла минута, прежде чем Женевьева смогла говорить.
– Не знаю, – сказала она. – В последние недели у меня не раз бывали подготовительные схватки… Возможно, это они. Но, может быть, мне лучше прилечь.
Кики не верила ей.
– Иди впереди меня, – сказала она, вставая со стула.
Женевьеве понадобилось некоторое время, чтобы подняться с дивана. Кики хотела было помочь ей, но не отважилась. В одно мгновение Женевьева могла сорвать с нее маску или ударить ее в лицо и завладеть пистолетом. Она не могла этого допустить.
Они дошли до спальни с двухъярусными кроватями.
– О нет, – произнесла Женевьева, увидев кровати. – Я не смогу забраться на такую кровать. Здесь есть нормальная кровать, на которую я смогла бы прилечь?
– Черт возьми, – сказала Кики. – В другой комнате есть двуспальная кровать. Правда, я ее не застилала.
– Плевать. – Женевьева с лицом, по-прежнему напряженным от подлинной или притворной боли, вышла из комнаты и, пройдя по коридору, вошла в просторную спальню напротив. Кики пошла за ней. Держа пистолет у бедра, она наблюдала за тем, как Женевьева сбрасывает с ног темно-синие холщовые тапочки и медленно опускается на кровать. Она вытянулась, лежа на спине, потом сморщилась от неудобства и перевернулась на бок, прикрыв глаза одной рукой. – Ты не могла бы выключить свет? – попросила она.
– Нет, – ответила Кики. В углу комнаты стояло маленькое мягкое кресло, и она села в него. – Не раньше чем я прикую тебя наручниками к изголовью.
– Что? – Она быстро отвела руку от лица. – О, дай мне передохнуть, Спящая красавица. Я на восьмом месяце беременности и чувствую себя совершенно разбитой. Если ты думаешь, что я сбегу, ты… – Она потрясла головой. – Просто выключи свет, пожалуйста.
Выйдя из комнаты, Кики включила свет в коридоре. Потом она выключила свет над кроватью, где лежала Женевьева, и опять уселась в кресло. Комната погрузилась в полумрак, но она все равно видела Женевьеву довольно четко.
