Ночь была безлунной. Кики, не переставая всхлипывать, доехала до развилки на дороге и вспомнила, что нужно свернуть налево. Она ехала медленно, боясь попасть в выбоину, и машина еле-еле ползла. Младенец, лежавший у нее под курткой, до того притих и успокоился, что она остановила машину, чтобы убедиться, что он дышит. Просунув руку под одеяло, она почувствовала, как поднимается и опускается малюсенькая грудная клетка.
– Малыш, живи, – умоляла Кики. – Пожалуйста, живи.
Она доехала до следующего перекрестка. Слезы застилали глаза, и она довольно долго не могла унять их, силясь понять, где находится. Сидя в темноте, Кики начала размышлять о том, действительно ли Женевьева умерла. Что, если Кики просто не смогла нащупать пульс?
Она сходила с ума. Наконец она повернула направо, и деревья плотнее сомкнулись вокруг нее, как две черные стены по обеим сторонам машины. Казалось, что она в любой момент может заехать в тупик, где машине негде будет развернуться. Потом вдруг, как по волшебству, она выехала на поляну. Выглянувшая из-за туч луна осветила обветшалый дом и ржавые машины. Кики зарыдала с новой силой, на этот раз от облегчения.
Она чуть не забыла выключить зажигание, прежде чем выпрыгнуть из машины со своим драгоценным грузом, который она прижимала к груди под курткой. Откуда-то из-за дома залаяли собаки, и, страшась их приближения, она собралась с духом и, взбежав по двум ступенькам, стала колотить в дверь.
– Наоми! – закричала она. – Наоми! – За лаем собак она не слышала собственного голоса. Кики подумала, что раз их нигде не видно, значит, они сидят на цепи на заднем дворе. В доме было темно, и она собиралась было подойти к окну, когда внутри зажегся свет. Она снова застучала. – Скорей! – позвала она.
Форрест приоткрыл дверь на несколько дюймов. За его спиной стояла Наоми, натягивая свитер поверх фланелевой пижамы.
– Кики, – сказала она, отстраняя Форреста. – Что ты здесь делаешь?
Кики, не дожидаясь приглашения, оттолкнула их.
– Она умерла! – закричала она, врываясь в гостиную. – Она родила ребенка.
– О чем ты? – спросил Форрест.
– О Женевьеве! О жене губернатора.
– Она умерла? – переспросила Наоми. – Ты имеешь в виду, когда она была с тобой?
Кики расстегнула крутку и достала сверток с новорожденным, личико которого едва выглядывало из-под одеяла.
– Твою мать! – Наоми прикрыла рот рукой. Она быстро взяла младенца из рук Кики. – Он жив? – спросила она, сдергивая одеяло с лица ребенка.
Форрест схватился за голову.
– Какого черта ты притащила его сюда? – спросил он.
– Замолчи, Форрест, – оборвала его Наоми. – Куда еще она могла бы его привезти?
– Она жива, – сказала Кики. – Это девочка, но Женевьева умерла.
– О господи. – Наоми прикрыла глаза. Она выглядела так, словно вот-вот упадет, когда до нее наконец дошло то, что говорит Кики. – Это катастрофа, – сказала она.
– Тебе нужно было отвезти ее в больницу, – сказал Форрест.
– Я бы так и поступила, если бы знала, где она находится, – Кики вытирала ладонями слезы с лица.
Младенец открыл похожие на цветочные лепестки губки и заплакал.
– Слава богу, – сказала Наоми. – Она довольно спокойная. – Женщина быстро понесла младенца по коридору, и Кики последовала за ней.
В спальне Наоми и Форреста пахло ладаном. Положив ребенка на кровать, Наоми аккуратно развернула его.
– Достань полотенца из шкафа, – сказала она. – И принеси с кухни миску – большую миску с теплой водой.
Кики быстро направилась к шкафу. Она была потрясена и дезориентирована, ей казалось, что это сон. Или ночной кошмар.
Должно быть, Форрест слышал, что Наоми попросила воды, потому что он появился в дверном проеме с наполненной до краев большой зеленой миской. Взяв из его рук миску, Кики поставила ее себе на колени и села рядом с младенцем. Она смотрела, как Наоми осторожно обтирает малышку, которая теперь громко плакала, останавливаясь только для того, чтобы глотнуть воздуха между двумя воплями. Ее розовые ручки были прижаты к бокам, а ладошки сжаты в крохотные кулачки. Она выглядела рассерженной.
– Нужно увезти их обеих отсюда, – сказал Форрест.
– Знаю, знаю, – отмахнулась Наоми от слов мужа. Она переводила взгляд с младенца на Кики. – Как она умерла? – спросила она.
– Это случилось сразу после того, как родился ребенок, – ответила Кики. – Там было море крови. Это было так страшно.
– Она истекла кровью? – нахмурилась Наоми.
«Она не верит мне», – подумала Кики.
– Она сказала, что у нее что-то вроде патологии, – сказала Кики. – Сначала я не поверила, что она вот-вот родит или что… – Она снова принялась плакать, или, может быть, не прекращала. – Если бы я поверила ей, возможно, я смогла бы отвезти ее куда-нибудь в больницу.
– Ты действительно напортачила. – Форрест вынул сигарету из пачки, лежавшей на комоде, и зажег ее. – Не хватает только, чтобы здесь умер ребенок губернатора.
Его слова отрезвили ее. Он был прав. Ее присутствие было опасно для них. Но что еще она могла поделать?
– Посмотри на нее, – сказала Наоми, обтирая махровой салфеткой головку младенца. Ее голос звучал спокойно, но дрожащие руки выдавали волнение. – Она просто прелесть.
Кики всмотрелась в лицо младенца, словно впервые увидев его. Голова была круглой, а не продолговатой или деформированной, какие она прежде видела у некоторых детей. Рот, когда она плакала, был похож на идеальный ноль, и теперь, когда Наоми помыла ей голову, стало ясно, что она унаследовала от Женевьевы рыжую шевелюру.
– Ее нужно отвезти в больницу, верно? – спросила Кики. – Она родилась на три недели раньше. Она выживет?
– Не может быть и речи о том, чтобы отвезти ее в больницу. – Форрест выпустил в воздух струйку дыма.
– Послушай ее, – Наоми кивнула в сторону плачущего ребенка. – По-твоему, она плачет как умирающая? На самом деле она не так уж мала. Больше, чем была Далия. – Наоми зажала между указательным и большим пальцами конец пуповины. – Это ты сделала? – спросила она.
Кики кивнула.
– Я воспользовалась ножом. Прокипяченным. Я правильно сделала?
– Да, ты молодчина, – сказала Наоми. – Ты, Кики, крепкий орешек. В ванной комнате под раковиной есть спирт и ватные палочки. Принеси их, пожалуйста.
Она нашла все необходимое и принесла в спальню, где Наоми показала ей, как очищать пуповину.
– Обычно она отпадает через пару дней, – сказала она.
Кики снова села на кровать, у нее так тряслись ноги, что она не могла стоять.
– Ты думаешь, что я могла что-то сделать, чтобы не дать ей умереть? – спросила она. – Она сказала, чтобы я делала ей массаж матки, и я попыталась, но я не была уверена, то ли я делаю.
