Кики перевернула вверх дном их семейный мирок.
– Мне очень жаль, Наоми, – сказала она.
– Все будет нормально, – успокоила ее Наоми. – Давай иди в гостиную.
Кики села в кресло-качалку у камина. Наоми пришла в комнату, неся в руках Эммануэля и бутылочку, которую протянула Кики.
– Ты умеешь кормить младенцев? – спросила она.
Кики кивнула, беря бутылочку из ее рук.
– Я много работала приходящей няней, хотя и не с такими малютками. Это для меня ново. – Она поднесла соску к губам ребенка, и через несколько секунд младенец ухватил ее и начал сосать.
Наоми одобрительно кивнула.
– С ней будет легко, – сказала она, садясь с другой стороны очага. Подняв свитер, она сделала что-то, чего Кики не могла видеть за чашкой бюстгальтера, а потом поднесла Эммануэля к груди. – Ах, – сказала она, когда плач прекратился. – Тишина. – Она чуть ли не с улыбкой посмотрела на Кики. – Я подрезала для нее пеленку Эммануэля. Позже мы сможем нарезать еще.
– Хорошо. – Кики хотелось, чтобы Наоми разделила с ней ее беспокойство и поскорее позвонила Тиму. – Мне кажется, нам нужно попробовать связаться с Тимом, пока он и Марти…
Наоми подняла руку, не дав ей договорить.
– Я уже поговорила с Тимом, – сказала она.
– Поговорила? Я хотела поговорить с ним!
– Я знаю, что ты хотела, но так лучше. По правде говоря, для этого нет времени.
– Он в Джэксонвилле?
Наоми кивнула.
– Что он сказал? Он сердится на меня?
– Не все сразу, – ответила Наоми. – Он еще в Джэксонвилле и несколько раз беседовал с губернатором Расселом, но они пока ни до чего не договорились. Он не злится на тебя. Он понимает, что ситуация вышла из-под контроля. Тим собирается поднять ставки и попросить, чтобы Энди освободили.
Кики была удивлена.
– Он собирается сделать это, несмотря на то что Женевьева умерла? – спросила она.
– Разумеется, собирается, – сказала Наоми. – Но теперь он должен добиться свободы для Энди. Если бы Рассел согласился смягчить ее приговор, а Тим не смог бы выполнить взятые на себя обязательства, Энди оказалась бы в еще худшей ситуации, чем прежде. Поэтому он должен добиться, чтобы ее выпустили из тюрьмы.
– Но… – Это было так неожиданно. – Это нечестно, – сказала она. Все это так нечестно.
– Поздновато ты образумилась. – Голос Наоми, несмотря на сказанное, звучал мягко. – Он сказал, чтобы ты немедленно уходила в подполье.
– В подполье? – Кики крайне удивилась, услышав это слово применительно к себе. – Я не могу этого сделать, – сказала она. – То есть я не знаю как…
– Мы поможем тебе.
– Я не хочу… – Она осеклась. Кики намеревалась сказать, что она не хочет жить в бегах, но внезапно осознала, что ситуация работает не на нее. – Если мы оба с Тимом будем жить нелегально, – сказала она, – тогда мы не сможем быть вместе, как ты и Форрест.
Наоми покачала головой.
– У нас с Форрестом совершенно другая ситуация, – сказала она. – Ваша слишком опасна. Ты больше никогда не увидишь его.
– Но я хочу быть вместе с ним. – Она снова почувствовала, что подступают слезы. – Мы планировали…
– Повзрослей, Кики. – Это была первая резкость из уст Наоми. – Теперь ты играешь в высшей лиге. Ты должна забыть о нем. Ты больше не будешь Кики, а он не будет Тимом. Вы начнете жизнь сначала.
– Что, если я… я могла бы просто вернуться к своей прежней жизни. – О, она все бы отдала, чтобы вернуть себе свою прежнюю жизнь! – Моя соседка по комнате думает, что я уехала в гости к подруге. Что я порвала с Тимом. Я могла бы просто уехать…
– Легавые разнюхают, кто твой приятель. Или кто был твоим приятелем, – сказала Наоми. – Неважно. Потом они найдут тебя и допросят. Во-первых, ты такая неопытная, что расколешься, но даже если бы ты была… искушенной в таких делах, как бы ты доказала, что была у подруги? Кто эта подруга, которая поручится за то, что ты была у нее в гостях? Ты понимаешь? Ты по уши в дерьме, и тебе не отмыться.
– Куда я пойду? – спросила Кики. Должно быть, ее паника передалась малышке, потому что та на секунду выпустила соску и начала плакать. Кики снова засунула соску между розовых губок. – Что я буду делать? – спросила она.
– Ты можешь остаться здесь на пару дней, пока мы не сделаем тебе документы, – сказала Наоми. – Но тебе нельзя выходить из дома. Никто не должен знать, что ты здесь.
– Что ты имеешь в виду под документами?
– Новое имя. Новое удостоверение личности для тебя и твоего ребенка.
– Ребенка? Его нужно отвезти к губернатору.
– Кики, – вздохнула Наоми. – Как ты предлагаешь это сделать?
– Не знаю, но мы обязаны это сделать.
– Нет, не обязаны. Она поедет с тобой.
– Я не могу взять на себя заботу о ребенке!
– Ладно, в ближайшие дни ты узнаешь подробности.
– Я могу оставить ее в полицейском участке? – спросила Кики.
– Как? Ты пойдешь в полицейский участок, подкинешь ее и умотаешь и тебе не зададут никаких вопросов? Тебе придется подумать о том, чтобы не оставить за собой хвост, Кики. Ты не должна подвергать риску не только себя, но также Тима и его брата с сестрой и меня с Форрестом и детьми. Никому не известно, что этот ребенок жив, правда? Это единственное, в чем тебе повезло. Никто не будет искать ребенка. Только беременную женщину.
– Но по мне, так это абсолютно неправильно…
– Все, что ты делала в последние несколько дней, было абсолютно неправильным, даже если ты делала это из лучших побуждений. Ты согласилась на такой риск. Последствия неизбежны.
– Нельзя ли оставить ребенка с тобой? – спросила она. – Ты так умело обращаешься с детьми.
– Как мы объясним появление еще одного ребенка нашим друзьям и соседям?
– Мне всего шестнадцать лет. – Кики охватила паника.
– Многие шестнадцатилетние девушки имеют детей.
Опустив глаза, Кики посмотрела на малышку у себя на руках. Девочка продолжала сосать, и ее лицо было спокойным, взгляд темно-серых глаз был отсутствующим: они то открывались, то закрывались. Как бы чувствовала себя ее собственная мать, держа ее на руках и кормя в первый раз? Думала ли она когда-нибудь избавиться от нее?
– Моя мама родила меня в шестнадцать лет, – призналась Кики.
– Вот, – сказала Наоми, – это другой разговор.
15
Обещай мне, что будешь прислушиваться к тому, о чем говорится в этих письмах. Я знаю, пока ты еще маленькая, ты не оценишь их. Может быть, даже решишь, что они глупые. Но, когда ты повзрослеешь, я думаю, ты будешь очень рада тому, что частичка меня осталась с тобой. По крайней мере, я надеюсь на это.
