– А ты иди чай пить. – Отец потянулся, чтобы закрыть дверь кухни.
Олеся упала на диван. И почему все время так выходит: хочется, чтобы было хорошо, а получается, что всем плохо? Словно рок какой-то над ней висит, честное слово. Ни дня без неприятностей!
Отец долго не возвращался. Было слышно, как он закончил один разговор и тут же набрал новый номер.
У Маканиной в животе неприятно булькнуло. Вот ведь! Из-за такого пустяка разворачивается целая история.
В голову полезли нехорошие мысли. А что, если Беленькая от обиды на себя руки наложила? Вон какая она нервная! Наверняка может что-нибудь выкинуть. Или действительно пошла зарабатывать деньги и нарвалась на неприятности? С нее станется…
Хотя нет, если бы она умерла, об этом стало бы известно. А раз все молчат, значит, случилось что-то гораздо худшее.
Дверь открылась. Отец долго стоял на пороге, задумчиво глядя на мыски своих тапочек.
– Черт знает что! – наконец произнес он. – С внутренностями человека иметь отношения гораздо легче, чем с вами! Там хоть все понятно, а вы – сплошные путаники. Ну вот, что вы там натворили?
– Мы хотели праздник… – прошептала Олеся, от страха теряя голос.
– И устраивали бы свой праздник! А то обвинили человека в воровстве и накинулись всем классом!
– Я же хотела…
– Хотела она! – Отец сел к столу и нервно побарабанил пальцами по скатерти. – Вы же защищали своего Сидорова, бегали к директору, все переживали, что его там бьют. К вам пришел новый человек, а вы с ним поступили точно так же, как в том классе – с Сидоровым. И никто не заступился!
– Ее никто не бил, – возмутилась пристыженная Маканина.
– Еще не хватало! – хлопнул ладонью по столу отец. – Если вы уверены, что не вы виноваты, почему ты суетишься из-за этих денег?
– Так ведь Васильев…
– Что ты заладила – Васильев да Васильев, – недовольно поморщился отец. – Кто он такой, что вы его все боитесь?
Олеся удивленно распахнула глаза.
Этого нельзя было объяснить, это было само собой разумеющимся. Васильев – это Васильев. Курбаленко – это Курбаленко. А она, Маканина, – это… просто Маканина. И все.
– Понимаешь… – Отец редко когда разговаривал, а уж с дочерью он вообще больше десяти слов в неделю не произносил. Поэтому сейчас ему было как-то особенно трудно подбирать слова. – Время идет вперед. Все проходит. И то, что сейчас кажется важным, уже завтра будет незначительным. Когда мне было пятнадцать, вокруг меня тоже были люди, которых я считал, скажем так, великими, на кого хотел быть похожим, кого слушался. И где они сейчас? Нигде. Ая-здесь! И, как мне кажется, смог кое-чего добиться. Иди своей дорогой, не подражай другим. Даже если мнения этих других кажутся тебе очень важными. Сама прими решение и держись собственного мнения. Ну а с деньгами… Я не считаю, что нужно прикрывать вашего бестолкового Васильева. Попробуйте доказать, что их все-таки потерял он, и пусть сам выкручивается.
– Беленькая сама виновата, не нужно было сбегать, – буркнула Олеся.
Отцовский спич на тему независимости ей не понравился. Попробуй быть самостоятельной, когда на тебя давят! Да и учителя не устают твердить про коллектив. А в коллективе не бывает собственных мнений. Только мнение Васильева, с которым всегда все согласны, и учителей, с которыми готовы поспорить, но – не берутся.
– Осталась бы, можно было бы еще что-то доказать. – Чтобы хоть как-то отвлечься, Олеся щедро сыпала в чай сахар. – А так Андрюха всех против нее настроил. Меня даже слушать не станут.
– А ты постарайся сделать так, чтобы тебя слушали. – Отец придвинул к себе журнал разговор был закончен.
Маканина взяла чашку и ушла к себе в комнату.
Говорить всегда легко. А ты попробуй сделать! Ну, придет она в понедельник в школу, подойдет к Васильеву и скажет… Предположим, она скажет, что он вор. В ответ Андрюха в лучшем случае рассмеется ей в лицо, а в худшем… Может и врезать. И в любом случае – он будет прав. А как тут еще докажешь, если в этом деле было всего два свидетеля, и те ненадежные! Беленькая ударилась в бега, Рязанкина выдавать Андрюху не собирается.
Так Олеся и промаялась все выходные, придумывая версии захвата Васильева с вертолета, забрасывания его гранатами и взятия его с поличным, когда он на умыкнутые тысячи придет в магазин покупать велосипед.
Ничего не придумав, с больной головой, в понедельник Маканина пришла в школу. Беленькой опять не было. От этого стало еще тоскливее, и Олеся не нашла ничего лучше, как пожаловаться Сидорову:
– Беленькая-то совсем… Нет ее нигде. За неделю Генка освоился в классе и старательно делал вид, что ничего не происходило. Только вместо „наладонника“ у него с собой теперь всегда была книга. Учителя его больше не трогали. За какой-нибудь месяц он перестал быть главной достопримечательностью школы, ответы его уже не блистали оригинальностью, он ни с кем не спорил и не пытался доказать, что Советский Союз сам виноват, что на него напала фашистская Германия, не рифмовал сложные физические формулы и не выводил общий для всех кузнечиков закон выживания. На уроках он отмалчивался, а если и отвечал, то путано и ском-канно, за что учителя с большим удовольствием ставили ему четверки и тройки. Взяв дневник, Сидоров долго с изумлением смотрел на необычную для него отметку, а потом осторожно, чтобы красная закорючка не убежала со страницы, закрывал дневник и бережно нес его к своей парте.
Все остальное время он проводил с книгой. Генка не прятался, держал книги на парте, время от времени кивая, соглашаясь со словами учителя. Когда его кто-то отвлекал от чтения, он задумчиво поднимал голову, глядел перед собой невидящими глазами и переспрашивал.
Вот и сейчас долгую минуту он изучал подошедшую Маканину и лишь потом спросил:
– Как дела?
Олесины дела к вопросу не имели никакого отношения, поэтому Маканина на мгновение „зависла“, соображая, стоит ли продолжать разговор. Но так как больше думать об этом в одиночестве она не могла, то терпеливо повторила:
– Отец денег не дал. Беленькой нигде нет. Что делать, не знаю.
– Ага, – вяло согласился Генка и поднялся. – Васильев! – вдруг крикнул он, и Маканина испугалась, что Сидоров все расскажет Андрюхе. Но Генка покрутил в руке книгу и протянул ее Васильеву. – Смотри, что у меня. Не читал?
– Делать мне больше нечего, – фыркнул Андрюха, недоверчиво разглядывая зеленую обложку и вычурные позолоченные буквы названия.
– Ой, смотри! – вдруг воскликнул Сидоров и бросился к окну.
Олеся пожала плечами и пошла к своей парте.
Почему так получается, что все мальчишки в их классе с легким приветом? Она к Сидорову с одним подошла, а он вдруг решил просветить Васильева в области литературы.
Маканина взъерошила волосы. Нет, это не по ее части – детективные головоломки разгадывать.
