Она набрала номер офиса, но трубку никто не взял. Тогда она позвонила в справочное, но номера его домашнего телефона не было в открытом доступе. Разочарованная Сара повесила трубку. Она чувствовала, что должна поговорить с Райдером. Время было позднее, поэтому у нее оставался только один шанс. На письменном столе лежал телефонный справочник, где она отыскала нужный номер и сумела все организовать за несколько минут. Они с Фиске могли уйти через пару часов. Если повезет, они вернутся обратно рано утром на следующий день.
Когда Сара открыла дверь кабинета, она обнаружила на пороге Элизабет Найт.
– Джордан сказал, что я найду тебя здесь.
– Мне нужно было позвонить.
– Понятно.
– Наверное, мне следует вернуться в зал.
– Сара, я хочу поговорить с тобой наедине.
Элизабет Найт жестом предложила Саре вернуться в кабинет и закрыла за собой дверь. Судья была одета в простое белое платье, шею украшало изящное сапфировое ожерелье. Белое лишь подчеркивало мертвенную бледность ее кожи. Однако Элизабет распустила волосы, и черные пряди прекрасно смотрелись на белом фоне. «Когда ей того хочется, Элизабет Найт становится очень привлекательной женщиной», – подумала Сара. Очевидно, она очень тщательно выбирала такие моменты. Сейчас Найт испытывала заметное смущение.
– Что-то случилось? – спросила Сара.
– Я не люблю вторгаться в личную жизнь своих клерков, Сара, это действительно так, но когда их поведение влияет на имидж суда, я считаю, что должна высказать свое мнение.
– Я не уверена, что понимаю вас.
Найт собралась с мыслями. С того самого момента, как она поняла, что приговорила Стивена Райта к смерти, пусть и не умышленно, Элизабет чувствовала себя ужасно. Ей хотелось обрушиться на кого-нибудь, даже несправедливо. Обычно она так не поступала, но сейчас была недовольна Сарой Эванс. К тому же Элизабет всегда о ней заботилась. Таким образом, молодой женщине предстояло стать объектом ее гнева.
– Ты очень умная женщина. Привлекательная и умная молодая женщина.
– Боюсь, я все еще не…
Тон Найт изменился.
– Я о тебе и Джоне Фиске. Ричард Перкинс рассказал мне, что видел, как ты и Фиске выходили из твоего дома сегодня утром.
– Судья Найт, со всем возможным уважением, но это мое личное дело.
– Несомненно, это нечто больше, чем личное дело, Сара, и негативно влияет на имидж суда.
– Я не понимаю, каким образом.
– Тогда я попытаюсь объяснить. Как повлияет на репутацию суда тот факт, что один из его клерков спит с братом погибшего коллеги на следующий день после его убийства?
– Я с ним не сплю, – резко сказала Сара.
– Это не имеет ни малейшего значения. В нашем городе общественное мнение определяется общим впечатлением, а не фактическим состоянием дел. Если б какой-то репортер увидел, как вы с Фиске выходите из твоего дома сегодня утром, как ты думаешь, каким был бы газетный заголовок? И даже если это лишь трактовка того, что произошло на самом деле, какое впечатление такая новость произвела бы на общественное мнение? – Сара ничего не ответила, и Найт продолжала: – Сейчас нам не нужны дополнительные осложнения, Сара. У нас и без того хватает проблем.
– Должна признать, что я никогда не думала о таких вещах.
– Но это совершенно необходимо, если ты хочешь достичь чего-то большего, чем стать заурядным юристом.
– Я сожалею. В дальнейшем я не повторю подобных ошибок.
Найт бросила на нее суровый взгляд и распахнула дверь.
– Пожалуйста, будь любезна.
Когда девушка проходила мимо, Найт добавила:
– И, Сара, до тех пор пока личность убийцы не установлена, я бы никому не доверяла. Да будет тебе известно, что очень часто убийство совершают члены семьи.
Удивленная Сара резко к ней повернулась.
– Но вы же не подразумеваете…
– Я ничего не подразумеваю, – резко ответила Элизабет. – Я лишь доношу до тебя известный факт. А ты уж распорядись информацией по собственному разумению.
* * *
Заскучавший Джон без цели слонялся по залу, когда почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука.
– Я хотел задать вам вопрос.
Фиске оглянулся. На него смотрел агент Маккенна.
– Маккенна, я всерьез рассматриваю вариант подать на вас в суд, так что проваливайте к дьяволу.
– Я лишь делаю свою работу. И в данный момент хочу знать, где вы находились во время убийства вашего брата.
Фиске допил вино и посмотрел в широкое окно.
– А вы ничего не забыли?
– О чем вы?
– Время смерти еще не установлено.
– Вы не в курсе последних новостей.
– Неужели? – удивился Фиске.
– Он убит между тремя и четырьмя часами утра субботы. Где вы были в это время?
– Я подозреваемый?
– Если и когда вы станете подозреваемым, я вам сразу сообщу.
– В субботу я работал в своем офисе в Ричмонде до четырех утра. А теперь вы спросите, кто это может подтвердить, верно?
– А кто-то может?
– Нет. Но около десяти я был в «Лондромете»
[25].
– От Ричмонда всего два часа езды до Вашингтона. Времени вполне достаточно.
– Значит, ваша теория состоит в том, что я доехал до Вашингтона, хладнокровно убил брата, выбросил его тело в районе, густо населенном черными, вернулся в Ричмонд и отправился стирать нижнее белье. И какой у меня мотив?
Но как только Фиске произнес последнее предложение, он буквально задохнулся. У него имелся превосходный мотив: страховка в пятьсот тысяч долларов. Дерьмо!
– Мотив может проясниться позднее. У вас нет алиби, значит, была возможность совершить убийство.
– А потом я убил Райта? Вы сами говорили судьям, что оба убийства связаны между собой. Или вы про это уже забыли? Только вот на второе убийство у меня алиби есть.
– Если я что-то сказал, из этого еще не следует, что так и есть.
– Завораживает… Вы используете такую же философию и во время перекрестного допроса?
– Я обнаружил, что во время расследования далеко не всегда правильно раскрывать все карты. Убийства могут оказаться совершенно не связанными, из чего следует, что ваше алиби на время гибели Райта не имеет ни малейшего значения.
Пока Джон смотрел вслед уходящему фэбээровцу, у него появилось очень неприятное ощущение. Даже Маккенна не может быть настолько глуп, чтобы попытаться повесить на него убийство брата. Но Джон тут же ответил на этот вопрос: ручеек информации, поступавшей к нему от Чандлера, пересох.
