– А еще мы с Громом видели домового, – засмеялся Илья. – Но было это уже в России, под Рязанью. Попали мы как-то, путешествуя на лодках по краю, в деревню Чернава, нашли старушку, которая нас приютила в своей избушке…
– Бабу Ягу, что ли? – проворчал Серафим.
– Вроде того. Расположились на ночлег в комнатушке, зажгли свечу – поздно уже было, за полночь, начали консервы вскрывать и тушенку есть, и вдруг чувствуем взгляд. Оглянулись и обомлели: сидит в уголочке гном не гном, гриб не гриб, пенек не пенек, в общем – что-то странное, просвечивающее, как туманный кустик в форме карикатурного человечка, но живое, и смотрит на нас. Да так укоризненно смотрит: мол, сами едите, а мне ничего не даете? Ну, мы переглянулись, положили на тарелочку хлебца, сыра, картошки вареной, что бабка нам сготовила, и так с ним и поужинали.
– И он с вами ел? – наивно спросило одно из юных созданий, которую наиболее рьяно обхаживал Тымко.
– Ну что вы, нет, конечно, – снова засмеялся Илья. – Домовой нам только показался и исчез, он не любит, когда люди рядом, а тут, видать, оголодал маленько, вот и вылез. Помнится, мы тогда бабуле половину своего походного НЗ оставили, пенсия-то у нее была крохотная.
Разговор перекинулся в русло бытовых проблем и отношений, потом свернул к моде, поговорили об искусстве, об отечественном кино, в кризисе которого наметился некий перелом – народ наконец опять пошел в кинотеатры, гости разбились на группы, и Антон остался в одиночестве. Но не надолго, к нему вскоре снова подошла Валерия, не забывающая о своей роли радушной хозяйки.
– О чем задумались, Антон? Все-таки скучаете?
– Нет, что вы, – не совсем искренне ответил Антон. – У вас хорошо думается.
– О чем?
– Обо всем понемногу. О человечестве, о нашем обществе, о своем месте в этом обществе.
– Да вы философ, я гляжу, Антон… э-э…
– Андреевич. Можно просто Антон.
– Давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты», не возражаете? А меня называйте просто Лерой.
– Идет.
Они выпили по глотку вина, поцеловались, что подействовало на Антона подобно удару грома, аж в ушах зазвенело.
– Так что ты там говорил о своем месте в обществе?
Антон с трудом пришел в себя, ощущая, как горят губы, украдкой огляделся, но на них никто не смотрел, и он успокоился.
– Честно говоря, я его еще не нашел. После заключения это будет трудно сделать. Я особенно не увлекался анализом нынешней российской реальности, но отечество, судя по всему, изменилось. Не знаю только, в худшую или в лучшую сторону. Ваш отец в чем-то прав: может быть, действительно России, всем нам, живущим здесь, повезло, что у нас все так плохо?
– Нет, не повезло, – серьезно ответила Валерия. – Россию хотят раздробить на части, исказить ее историю, изменить ее будущее, уничтожить наконец, превратив в «рай потребления» наподобие американского. Общество, целью которого является материальный прогресс, улучшение качества материальной жизни без духовного ее развития, обречено на деградацию и вымирание. Что мы и наблюдаем в Европе и Америке.
– У нас начинается то же самое.
– Не совсем, но власть в России сосредоточена в настоящее время в руках региональной элиты, являющейся верхушкой уголовно-мафиозных структур, а они ориентированы на Запад и, конечно же, пытаются превратить народ страны в быдло. Только это им вряд ли удастся сделать.
Антон заглянул в сияющие голубым светом глаза собеседницы, сказал с уважением:
– Вы говорите…
– Ты.
– Ты говоришь, как заправский политик.
Валерия засмеялась.
– Я всего лишь историк, а это значит – политик вдвойне. Однако не будем о грустном. Что ты собираешься делать дальше? Пробовал искать работу?
– Пробовал, – нехотя признался он.
– И что же?
– Пока ничего. Человека с такими документами, как у меня, никто не рискнет взять на работу без рекомендаций, а их у меня нет. Вот Илья предложил пойти с ним в экспедицию, я согласился.
– Правда? – обрадовалась она. – Мне он тоже предложил участвовать в походе за камнем Лик Беса, хотя не уточнил, что это такое и с чем его едят. Сегодня, после того, как все разойдутся, он собирается сообщить подробности. А вообще здорово все складывается. Не унывай, после экспедиции найдем мы тебе работу, муж поможет. Он хоть и в научном отделе работает, но знает многих шишек и в других управлениях ФСБ.
Словно услышав, что речь идет о нем, к ним подошел Юрий Дмитриевич и увлек жену танцевать. К Антону приблизился Серафим, захмелевший, довольный жизнью и собой.
– Коньки подбиваешь, мастер?
Антон промолчал, размышляя о том, что ему будет трудно в отряде, если с ними пойдет Тымко.
– Да, Лерка баба эффектная, – продолжал Серафим. – Только зря на нее заглядываться не надо, Юрка заметит – рога поотшибает. Мужик он крутой, хотя и ученый.
Антон снова не ответил, сосредоточенно потягивая через соломинку молочный коктейль.
– Оглох, мастер? – Тымко попытался выхватить у Антона соломинку, причем очень быстро, его движение почти невозможно было заметить со стороны, но, как бы ни был мгновенен взмах его руки, Антон оказался быстрее. Он уклонился, выхватил соломинку из стакана и вставил ее Серафиму в рот, так что тот отпрянул и выпучил глаза.
– Ты что, охренел, Гром?!
Вероятно, он мог бы и драку затеять, не владея собой так, как владел Антон, однако в этот момент к ним подошел Илья и не дал разгореться конфликту.
– Что тут у вас происходит?
– Твой дружок-зек фокусы показывает, – криво улыбнулся Серафим. – Не будь мы в гостях, показал бы я ему фокус…
Илья нахмурился, посмотрел на Антона, и тот со вздохом сказал:
– Пойду я, пожалуй, командир, а то действительно по загривку получу ни за что, ни про что. Да и скучно здесь становится.
– Погоди, ты мне нужен. Через полчаса лишний народ разбежится по домам и мы соберем сход.
Антон пересилил раздражение, подумал, кивнул.
– Ладно, пойду на кухне посижу, заодно посуду помою.
Он вышел из гостиной.
Илья резко повернулся к ухмылявшемуся Тымко.
– Какая муха тебя укусила?!
– А пусть не выпендривается, – беззаботно отмахнулся Серафим. – Молчит с умным видом, будто не из колонии вернулся, а из Кремля, и Лерку глазами раздевает.
– Дурак ты, Сима, и уши у тебя холодные. Я Антона знаю лучше, чем ты, и верю ему, как себе. Заруби это на носу. Что ты против него вызверился? Человек в беду попал не по своей вине, а ты пытаешься представить это в другом свете. Что тебе от него надо?
– Обузой он будет в походе, зуб даю. Да и веры у меня к нему никакой, зек он зек и есть.
