Плац на обратном пути встретил их тишиной – перед казармами уже никого не было. Зато светились окошки в полуподвале, где находился тренировочный зал. И возбужденный мужской ор был слышен издалека.
Свенсен и Игорь спустились в зал, остановились у дверей. Там, за столом, напротив друг друга сидели крепкий берман и капитан Дробжек в одной военной майке и штанах. Они сцепили ладони в замок, уперлись локтями в стол и пытались прижать к нему руку соперника. Было жарко, сильно пахло адреналином, по́том и возбуждением, и на Люджину теперь смотрели не просто с любопытством – с откровенным мужским интересом, и в криках одобрения уже слышалось порыкивание, и принюхивались берманы очевидно с удовольствием. Ор стоял невозможный. Увидев начальство, солдаты и офицеры притихли, но два командира спокойно наблюдали за происходящим, не вмешиваясь, и шум снова возобновился. Пока берман, борющийся с Люджиной, не закряхтел – на лице его надувались жилы – и не припечатал кулак Дробжек к столу с довольным рычанием. Она зашипела от боли, дернулась, сжала руку. И к ней обеспокоенно бросилась вся толпа мужиков, загомонила, заорала.
– Ты бы полегче бы, Верьин!
– Все в порядке, капитан?
– Да не квохчите, мужики, – раздраженно сказала Люджина, – как куры, ей-богу.
– Говорил я, хватит! Уж сколько она положила, устала, небось!
Свенсен глянул на Стрелковского – тот задумчиво и немного раздраженно смотрел на спину напарницы. К ней подошел виталист, предложил осмотреть ладонь и через пару минут вынес вердикт: ушиб снял, все нормально. Победивший берман подал Люджине бутылку с водой, подождал, пока она напьется, пожал сопернице руку, одобрительно хлопнул по плечу.
– Женюсь, – провозгласил он громогласно, и раздражение Стрелковского только усилилось. – Деву-воительницу в женах иметь любому за честь!
Стены зала огласились мощным и дружным мужским хохотом, и со всех сторон посыпались аналогичные предложения. Люджина отшучивалась, и каждое ее хлесткое слово встречалось новым взрывом хохота.
– Уведут твою напарницу, полковник, – с насмешкой сказал Свенсен. – Перестаралась она, уела парней. Сейчас каждый думает, что победить ее можно только на супружеском ложе. Есть у нас легенды о виренах – девах-воительницах, что в полном доспехе наравне с мужчинами сражались. И дети от них крепкие получались, здоровые, если на кого обращали они свой взгляд и соглашались идти в жены. Так что смотри в оба.
Игорь коротко взглянул на бермана и сам чуть не оскалился.
Капитан наконец-то обернулась, увидела начальника, улыбнулась ему. Лицо ее было раскрасневшимся, уставшим и довольным.
– Так, – громко проговорил Свенсен, и служивые притихли, – закончили развлечение. Десять минут, и чтобы я даже шуршания не слышал. Завтра всех подниму по распорядку. Расходимся!
Мужчины потянулись на выход. Вышла и капитан, и Игорь пошел за ней – на офицерский этаж, к их комнате.
Волосы у напарницы были влажными, и плечи, и шея тоже, и тонкая майка липла к телу, и пахло от нее остро, чуть сладко. Полковник пытался вспомнить Ирину – но образ тускнел, и почему-то казалось ему, что королева смотрит на него с укоризной.
– Вам премию надо за улучшение взаимодействия в отрядах, – сказал Стрелковский северянке в спину.
– Выпишите, – весело согласилась она. – Укатали меня эти патриархальные медведи, Игорь Иванович. Сил нет.
– Вы им понравились, – проговорил он сухо.
– А то я не заметила, – легко отозвалась Люджина. – А не заметила бы, так мне доходчиво и прямо всё предложили.
Она открыла дверь, вошла в темную комнату – и он шагнул следом, притянул ее к себе, коснулся губами шеи, ногой захлопывая дверь. Провел языком по коже, чувствуя все тот же острый вкус и ощущая, как зародившееся еще внизу, в зале, возбуждение нарастает, поднимается жаркой волной, – и забрался рукой под майку, под белье, сжал грудь… оказывается, его пальцы хорошо запомнили эту грудь и этот объем…
– Это я, – напомнила Люджина тихо. Она не шевелилась, не отталкивала его и голову чуть склонила – чтобы удобнее и слаще было целовать.
– Знаю, – хрипло сказал Игорь, нетерпеливо поднимая ее майку вверх и руками чувствуя влажную от пота кожу. Снял бюстгальтер, повернул напарницу к себе и прислонился к двери, удерживая северянку за плечи и осматривая. Капитан стояла прямо, почти вызывающе, и тяжелая грудь ее так и манила – а в синих глазах разгорался жаркий огонь из удивления, неприятия, нежности и желания. От огня этого прервалось дыхание и вязко, тяжело стало в голове, и полковник снова привлек Люджину к себе, поцеловал – сильно, без лишней деликатности, уверенно оглаживая спину и сжимая крепкие ягодицы.
Губы у нее были мягкие, податливые, удивительно нежные для такой сильной женщины, дыхание горячее – он ощущал, как с каждым выдохом оно становится все жарче, все тревожнее. Напарница закинула руку ему на шею, прижалась сильнее, сминая грудь о грубую ткань его кителя, – от ее податливости вожделение полыхнуло еще сильнее, и Игорь застонал, чуть прикусил ей губу, почувствовав, как до боли сжимаются ее пальцы на коротких волосах на затылке, и стон перешел в рычание, а поцелуй – в обжигающую любовную схватку, пока им не перестало хватать воздуха.
– Мне ополоснуться бы, Игорь Иванович, – сказала Люджина ему в губы, тяжело дыша.
– Потом, – пробормотал он нетерпеливо, стягивая с нее штаны вместе с бельем. – Вместе в душ сходим.
Ждать не было никаких сил – и он целовал ее, лихорадочно расстегивая китель, ремень, и опускал на узкую армейскую кровать, такую скрипучую, что вся казарма будет слышать и знать – и хорошо, и правильно! – и вдыхал женский острый, терпкий запах, и чувствовал влажность бедер, и от груди оторваться не мог никак – все мял, сжимал, посасывал, пока Люджина не начала вздрагивать и едва слышно выдыхать со стонами. Теперь он точно знал, что она готова. И двигался потом, сдерживаясь, вглядываясь в нее, прислушиваясь к реакции, – и наконец капитан начала подаваться навстречу, а после и сжиматься вокруг него. Только тогда отпустил себя в горячую, лихорадочную пустоту, поднялся на колени, схватил северянку за бедра и сорвался в исступленную скачку, слушая, как стонет и кричит Люджина под ним, и сам зарычал, утыкаясь губами ей в плечо и сжимая зубы от резкого, жгучего, ослепляющего наслаждения.
Сколько они лежали так, тяжело дыша и вздрагивая от легких движений друг друга? Минуту? Десять?
– Умеете вы удивить, полковник, – сказала напарница хрипло, прямо глядя ему в глаза.
– Вы, – проговорил он с трудом и еще раз провел языком по щеке, вдыхая ее запах, – сами требовали, чтобы я нашел любовницу, капитан. Я хочу вас.
Капитан хмыкнула, пошевелилась, и Игорь скатился набок, наблюдая, как она встает, направляется к душевой.
– Так точно, господин полковник, – в ее голосе звучала ирония, – приказы начальства не обсуждаются.
Верная, прямодушная Люджина. Кто бы мог подумать, что в ней столько страсти. Стрелковский лениво пошевелился, чувствуя во всем теле расслабленность и легкость. Заставил себя встать и пойти за ней. В конце концов, побудка только в шесть. Есть еще время.
