Марину он при посещении дворца Рудлогов не видел – принцесса была на работе. И к лучшему. Слишком много глупостей он творил ради нее и рядом с ней.
Сейчас же по обоюдному молчаливому согласию у них установилось своеобразное «время тишины». Люк не мог отказать себе в том, чтобы слать ей подарки и цветы, но теперь приходилось следить за тем, чтобы не перепутать заказы. Розы для Ангелины он заказывал из центральной оранжереи, подписываясь полным титулом и каким-нибудь «Жду встречи с вами». Марине – из уже облюбованного им цветочного магазина, анонимно. Не хватало еще, чтобы пошли слухи, будто лорд Дармоншир окучивает сразу двоих Рудлог.
Люк не пытался позвонить ей. Понимал, что, если услышит Маринин голос, – никакие обещания не удержат его от очередного безумия. И последовательно, настойчиво сдерживал себя – как алкоголик избегает прикосновений к бутылке, чтобы не сорваться в запой.
Два месяца. Два месяца до свободы. Он обязан был продержаться. Он почти верил, что продержится.
Люк поморщился – лай собак стал громче, а значит, место его уединения скоро будет обнаружено. Снял ружье, решив сунуть его в седельный чехол – смысла таскать на себе не было. Встал – и тут на полянку с гулким стуком и треском ломаемых кустов выпрыгнул огромный олень. Метнулся в одну, в другую сторону – и замер, не зная, куда бежать. Перед ним – человек с оружием, справа – лошадь, позади и слева – собаки. В воздухе пахло резким, неприятным мускусом – обычно олени пахнут малозаметно, но после скачки и от испуга зверь вонял как отходы мясокомбината.
Собаки уже визжали где-то совсем близко, настигая добычу, а Кембритч с любопытством рассматривал оленя, наклонившего башку с ветвистыми рогами, высокого, грудастого. Бока его ходили ходуном, подрагивали, зверь прядал ушами, выдыхал со свистом, и на ноздрях и на черных губах пузырилась пена. Коричневая шерсть с темными подпалинами и седыми пятнами. Старый, много проживший боец, покрытый шрамами, – почти как он сам, Люк. Хорошая добыча.
Кембритч медленно поднял ружье, глядя в блестящие черные глаза, – и тут ему в голову просто шибануло животным страхом и агрессией, предчувствием боли. Видимо, зверь уже встречался с охотниками, да и наверняка были среди его шрамов оставленные пулями. Люк от адреналина мгновенно взмок, ствол как-то сам собой опустился к земле.
«Беги».
Зверь понятливо мотнул башкой и сорвался мимо Люка куда-то в чащу леса – только ветки затрещали.
Через минуту на поляну вывалился клубок тявкающих рыжих борзых с мокрыми лапами и темными боками. Они ручейком устремились вслед оленю.
«Стоять», – и собаки остановились, закружились вокруг человека, вопросительно поглядывая умными глазами и нетерпеливо утыкаясь носами в снег.
«Назад. Не ваша добыча».
Псы, разочарованно скуля, потянулись с поляны, а Люк, усмехаясь своей сентиментальности, убрал ружье в чехол, поднялся в седло и медленно потрусил навстречу звукам. Старый олень был похож на него – своими шрамами и жаждой жить. А он, Люк, мог дать ему шанс выжить. Мог – и дал.
Люк нагнал несущихся по дуге охотников и дальше уже сосредоточился на том, чтобы не упускать скорость и не позволить жеребцу попасть в какую-нибудь яму или напороться на сухое дерево. Ледяной ветер быстро выморозил лицо, пробрался под одежду, выдубил перчатки – а рядом стучали копыта, кони прыгали через стволы, виражами обходили кусты, скользили по рыхлым склонам, преследуя дичь. Сколько всадников погибали так, в прошлых безумных и бессмысленных гонках, и все равно ведь каждый год собиралась охота, и не могли ни смерти, ни увечья изменить эту традицию. Где-то впереди мелькала спина его матери, красная куртка короля Луциуса, и вдруг наездники стали притормаживать, ловчие – гортанно окликать борзых: те загнали зверя, и мужчины быстро снимали ружья, целились – кто первый, кто быстрее, чья добыча?
Рванули выстрелы – и Люк от неожиданности пригнулся: пуля просвистела мимо, выбила щепу из дерева, рядом с которым он затормозил. Он выругался, оглянулся: к нему скакал бледный барон Уотфорт с ружьем наперевес.
– Ваша светлость, – заговорил молодой человек срывающимся голосом, – простите меня, я не понимаю, что случилось. Я целился в лиса – рука дернулась, клянусь, я не хотел причинить вам вреда! Простите.
Сердце застучало, и в глазах вдруг стало светлее. Ничего не закончилось. Охота на тебя только началась.
– Не берите в голову, барон, – легко сказал Люк. – Бывает. Главное, что я цел. Было бы невежливо объявить бал и умереть накануне.
Молодой аристократ недоверчиво посмотрел на него, но кивнул и отъехал. А Люк еще раз огляделся вокруг, запоминая тех, кто был неподалеку. Кто-то балуется внушением? Интересно, кто ты?
Несколько часов спустя охота закончилась. Всадники, разгоряченные погоней и богатой добычей, двинулись в сторону резиденции, и стелилась за ними по снегу красная рябь. Кровью пахло и в воздухе, и ни мороз, ни легкий ветерок не могли разогнать этот сладковатый удушливый запах. К седлам удачливых стрелков были пристегнуты тушки зайцев и лисиц, глаза охотников блестели азартом, и только и разговоров было о том, какой удачный выстрел был сделан и чьи собаки отличились.
Люк неожиданно для себя оказался рядом с Луциусом Инландером. Удача явно улыбнулась сегодня инляндскому монарху – за седлом болтались тушки четырех зайцев со стекающими по ушам струйками крови, следующий за господином верховой слуга держал пару рыжих толстых лис. Выученные лошади от запаха крови не хрипели и не бились, но удовольствия это соседство им явно не доставляло.
Люк покосился на бурую заячью шерсть и поморщился.
– Осуждаешь, Дармоншир? – суховато спросил монарх, перехватив его взгляд.
– Не понимаю, – честно ответил Люк, прикуривая. Луциус подумал-подумал и тоже достал портсигар, зажигалку, раскурил свою сладко пахнущую сигарету. Солнце уже поднялось, ложась на снег длинными искрящимися пятнами, под ногами лошадей стелилась дымка, хрустел истоптанный десятками копыт снег, но состояние было самое умиротворенное. Король поднял брови, требуя закончить реплику. – В ваших жилах – сила Белого Целителя, однако вы не щадите животных и любите охоту, – пояснил Кембритч.
– Люблю, – без раздражения согласился Инландер. – Жизнь и смерть тесно связаны, Лукас. И не только соприкасающимися сезонами. Когда-то потомки Черного Жреца умели возвращать жизнь, хоть и служили смерти. Так они отдавали долги Белому Целителю. Так и мы – отдаем долг смерти, чтобы иметь возможность служить жизни. Одно без другого невозможно. Да и не забывай, – король вдруг оскалился, выпустил дым и с силой вдохнул воздух, пропахший кровью, – что в каждом из нас живет зверь, которого надо кормить. В прямых потомках Белого его зов сильнее, у аристократии – слабее, но все равно он есть, и никуда от него не денешься.
– Я предпочитаю готовые блюда, – вежливо сказал Люк. Луциус сощурился, усмехнулся.
– Ты просто удовлетворяешь жажду охоты другими способами, Лукас, – снисходительно объяснил монарх.
