– А еще в этом доме кто-нибудь живет? – спросил Гэйшери, устраиваясь в кресле. – Или только вы втроем?
Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. Ну, то есть часть ответа. Точнее, две части. Эти части одновременно вспрыгнули ему на колени и замурлыкали. Хорошо быть Темным Магистром. Прежде Армстронг и Элла оставались равнодушны к моим гостям.
– Ух ты, да у вас тут настоящая ферма
[10]! – рассмеялся Гэйшери. – А сейчас придут индюки? И тоже ручные? Всю жизнь хотел погладить индюка, но они от меня всегда убегали, а я не ловил, я гордый. Не в моих привычках силой навязывать свою любовь!
– У нас нет индюков, – огорчилась Базилио. – Но если вам очень нужно, я могу превратиться в… почти в индюка. Немножко более страшного, чем просто индюк. Зато убегать не стану, гладьте сколько хотите, пока не надоест.
– Спасибо, юная леди, – серьезно сказал Гэйшери. – Это одно из самых щедрых предложений, какие я когда-либо получал. Не надо вам ни в кого превращаться, я и так доволен. Наблюдать в других искренние порывы великодушия я люблю больше всего на свете. Даже больше, чем гладить индюков.
– Ладно, – кивнула Базилио. – Честно говоря, я рада, что не надо превращаться, потому что не люблю свой первоначальный облик. Трикки хотел создать смешное чудовище для детского праздника и, на мой взгляд, немного перемудрил.
«Немного перемудрил» – это она, конечно, очень деликатно выразилась. Если бы меня сотворили чудищем с головой индюка, рыбьим туловищем, человеческими ногами и лисьим хвостом, я бы, будьте уверены, проклинал своего создателя последними словами как минимум тысячу лет. Но Базилио – ангел, причем в гораздо большей степени, чем это требуется для приятной жизни среди людей, и лично я понятия не имею, как ее перевоспитать. Одна надежда, что Гэйшери дурно на нее повлияет. Или наоборот, Базилио сделает из него приличного человека? Даже интересно, кто кого.
Пока по очкам побеждала Базилио. Наш Темный Магистр сидел смирно, ни во что не превращался, ни на кого не орал и внимательно слушал ее обстоятельные разъяснения, что, кроме нас с кошками, в доме живет леди Тайяра, великий математик, но, к сожалению, призрак; впрочем, ей самой это нравится. Сэр Джуффин Халли предлагал вернуть ей телесность, потому что, оказывается, даже это умеет – представляете?! – но она наотрез отказалась. Сказала, может быть, когда-нибудь позже, а пока лучше оставить как есть, призрак способен круглосуточно заниматься научной работой, не отвлекаясь на всякие глупости вроде поиска заработка, еды, романов и сна. Еще у нас есть говорящий пес Дримарондо, тоже ученый, только лингвист, который вот прямо сейчас, к сожалению, занят в Королевском Университете, но после обеда придет. А еще есть слуги, но их обучали манерам при Королевском дворе, поэтому они, считайте, тоже что-то вроде призраков; правда, с поварами вполне можно дружить, хотя они ужасно серьезные, хуже Дримарондо и остальных профессоров.
Гэйшери слушал ее с таким любопытством, что я и сам начал думать – как же мы интересно живем! Надо, что ли, дома бывать почаще. А то все пропускаю, как последний дурак.
– Ты же сидя спишь, – вдруг сказала Базилио. – Тебе с нами скучно?
– Да ну, не выдумывай. Просто устал. Лег за два часа до рассвета, поднялся – за час. Великие математики вроде вас с леди Тайярой наверняка смогут произвести соответствующие подсчеты и выяснить, сколько я проспал. Хотя, по моим ощущениям, это вообще отрицательное число.
– Не может быть отрицательное, – серьезно возразила Базилио. – Очень маленькое, согласна, но положительное! Даже не знаю, что надо сделать, чтобы это число стало отрицательным, потому что если не спать вовсе, получится просто ноль… А, поняла! Вот если бы ты, например, отправился в какой-нибудь другой мир, провел там больше времени, чем прошло дома, и при этом тоже не спал…
– Ого! – удивился Гэйшери. – Оказывается, нынешняя молодежь получает совсем неплохое образование. Даже не ожидал.
– Поспи еще, – посоветовала мне Базилио. – А то опять достанешь из Щели между Мирами вместо чашки чаю чей-то скелет или выйдешь из дома в том месте, где нет ни двери, ни даже окна. Малдо сказал, что больше не будет дыры в наших стенах заделывать: он навел справки и выяснил, что Мохнатый Дом официально считается шедевром древнего зодчества, здесь без разрешения какой-то специальной Придворной канцелярии по строительству ни одного кирпича заменить нельзя, даже руками, не то что с применением магии. И у него теперь волосы дыбом от того, что он по нашим просьбам творил.
Будь я древним Темным Магистром, заорал бы сейчас что-нибудь пафосное о малодушии, толкающем на предательство лучших друзей. А так пришлось кротко вздохнуть:
– Пусть не беспокоится, мы никому не расскажем. А поспать мне не светит: совещание в полдень. К тому же у нас гость.
– Что ж вам теперь, не спать все время, пока я у вас живу? – удивился Гэйшери. – Так не пойдет. До полудня еще почти три часа, ложитесь и спите. Без возражений. Скелеты и дырки в стенах нам тут не нужны. А дом мне покажет юная леди. И в башню отведет. И вас, когда нужно, разбудит.
– Ой, нет! – отказалась Базилио. – Только не я! Я два раза пыталась его будить, и мне совсем не понравилось то, что он мне на это сказал. Макс говорит, что сказанное спросонок не считается, но я все равно больше не хочу.
– Ладно, – решил Гэйшери. – Значит, я сам вас разбужу. И с превеликим удовольствием выслушаю все, что вы мне скажете. Может, чему-то новому научусь.
– Вы и мертвого уломаете, – сдался я.
– Даже не подумаю. С мертвецами договариваться – нашли дурака!
– Это просто такое выражение, – объяснила ему Базилио. – Причем довольно двусмысленное. Макс, с одной стороны, как бы сделал комплимент силе вашего убеждения, но одновременно намекнул, что уговорить человека на то, чего он и сам очень хочет, большого ума не надо. Только не спрашивайте, в чем именно заключается намек. Я не знаю! Макс много раз объяснял, но я так и не поняла. Пришлось просто принять на веру.
– Гипербола, – вздохнул я. – Явное и намеренное преувеличение на пустом месте. Оно работает на создание комического эффекта… возможно, только в моей голове. Ладно, разбудите меня, пожалуйста, как обещали, примерно за четверть часа до полудня. За это я прямо сейчас больше ничего умного не скажу.
И шагнул в свою спальню Темным Путем – как был, то есть вместе с креслом, на котором сидел. Видимо, сказывалось дурное влияние Джуффина и Сотофы, протащивших кресла на Темную Сторону. Какой-то сегодня неудачный день для мебели. Или, наоборот, счастливый? Зависит от того, любит ли мебель путешествовать, или предпочитает простоять всю жизнь на одном месте. Родись я креслом, был бы рад, что меня уволокли на Темную Сторону или хотя бы переставили в спальню, перемены мне по душе. Но я – не кресло. Ни одно из этих чертовых кресел – совершенно точно не я.
