– Что?! – изумился я. И тут же на всякий случай перепугался. Все-таки Базилио – овеществленная иллюзия и питаться ей положено исключительно иллюзиями. Тоже овеществленными, при помощи примитивного бытового колдовства.
– А тебе не вредно? – осторожно спросил я.
– Мне полезно! – объявила Базилио. – Так Гэйшери сказал.
А. Ну если Гэйшери, тогда понятно. Хотя все равно не понятно ни черта.
– Он был очень голодный, – сказала Базилио. – Но наотрез отказывался от еды. Что-то такое объяснял про парадоксы времени; на самом деле ужасно интересно, но я, к сожалению, мало что поняла. Тогда я предложила ему свою еду, наколдованную. Он продолжал говорить про парадоксы, но все равно попробовал – интересно же! И ужасно плевался. Кричал, что нельзя кормить ребенка безвкусной отравой. «Ребенок» – это, видимо, я. А тут еще леди Тайяра наябедничала, что она от этой моей еды вообще умерла; я пыталась объяснить, что на самом деле, не от еды, а от убийственного заклятия, которое на нее перед этим наложили, но Гэйшери не слушал, только страшно ругался… ну, то есть, честно говоря, совсем не страшно, а даже немножко смешно. Но я почти не смеялась, потому что это невежливо – смеяться, когда кто-то кричит.
– Рад, что тебе понравилось, – растерянно сказал я. – Потому что, насколько я понимаю, кричать он будет довольно часто.
– Конечно, будет, – кивнула Базилио. – Уж такой он чувствительный человек. Обещал, что меня тоже научит; говорит, это гораздо веселее, чем вежливо молчать.
– Ну как тебе сказать… – осторожно начал я, но Базилио не дослушала. Куда подевалась ее обычная деликатность? Впрочем, я примерно представлял, куда.
– Попробую – пойму, – отмахнулась она. – Но главное не это. А то, что накричавшись, Гэйшери пошел на кухню, отобрал у поваров пирог, который они испекли для себя, принес мне и сказал: «Ешь! Ничего с тобой не случится». И оказался прав. Ничего не случилось. И мне очень понравилось! А Гэйшери пообещал, что теперь так будет всегда. И сам поел со мной за компанию, сказал, что на все парадоксы времени вместе взятые ему на самом деле плевать. Мы еще потом к соседям ходили, в «Свет Саллари». А на обратной дороге – в новый трактир на Мокрой площади, где триста сортов мороженого, проверять.
– Проверка, как я понимаю, прошла успешно?
– Не то слово! – подтвердила Базилио. – Наверное, я теперь стану страшной обжорой. Но Гэйшери говорит, если много колдовать, особо не растолстеешь. Поэтому я теперь буду много колдовать.
– Ну, может, оно и неплохо, – сказал я. – Магия – прекрасное хобби для юной леди. Уж всяко лучше, чем курить трубку или вышивать.
И огляделся в поисках Гэйшери. Куда подевался? Почему не приходит на меня орать?
– А, вот и вы! – воскликнул Гэйшери.
Что удивительно, он не свалился нам на головы откуда-нибудь с потолка, а вошел из коридора, как самый обычный человек. Извлек из воздуха картонный стаканчик с кофе и вручил мне. Очень мило с его стороны.
– Тоже мне, великие угуландские маги, – сварливо, но вполне спокойно сказал он. – Взялись овеществлять иллюзию, так делайте это как следует, а не наполовину, чтобы потом ребенка голодом морить. Не знали, небось, подходящего заклинания? В голове одно «дерьмундЫ»?
– Да не то чтобы одно, – хладнокровно заметил я. – Даже у меня, пожалуй, пара тысяч разнообразных вариаций наберется; у остальных гораздо больше, я все-таки почти новичок. Но по сути вы правы: подходящего заклинания у нас не нашлось. Спасибо, что помогли. Я очень рад за Базилио. И за кофе спасибо. Он сейчас кстати, как никогда.
– Хотя вам больше нравится горький и без молока, – усмехнулся Гэйшери. – Но вы решили мне об этом не говорить. Вы все-таки чересчур вежливый, вот в чем ваша беда.
До сих пор бедой я считал совсем другие свои особенности. Но леший его разберет, этого Темного Магистра. Вдруг он прав, и для полного счастья мне достаточно прекратить вполне беспомощные попытки не выглядеть совсем уж невыносимым хамлом, которые Гэйшери принимает за вежливость? Ух, заживу тогда.
Но ему я сказал:
– Дело не в вежливости. Просто вы только сегодня научились этому фокусу – я имею в виду, любить кофе, что, по моим наблюдениям, гораздо труднее, чем добывать его из Щели между Мирами. А новичков критиковать нельзя, чтобы не утратили энтузиазм. Только поддерживать и хвалить.
– Ну надо же, – удивился Гэйшери. – Неожиданный поворот! Любому другому я сказал бы на это: «Не разводите сопли, с чего вы взяли, будто другой человек нуждается в вашей похвале, будь он хоть триста раз новичок?» Но с вами спорить не стану. Великодушие вам, пожалуй, даже идет.
Я люблю, когда со мной отказываются спорить, особенно собеседники, от которых этого не ждешь. Самый короткий путь к моему сердцу – сперва продемонстрировать склочный характер, а потом соглашаться со всем, что бы я ни сказал. Вот и сейчас я сразу решил, что Гэйшери, при всех его странностях, на самом деле, просто отличный. И Базилио нынче выглядит на редкость счастливой. И дома все-таки очень хорошо.
Стоило мне подумать, как хорошо дома, как в моей голове, согласно закону подлости, тут же раздался голос Трикки Лая.
«Извини, – сказал он, – я помню, что у тебя отпуск, и обещал сэру Джуффину, что больше не буду дергать тебя по пустякам. Но тут такое дело: в четвертом доме по улице Трех Сирот завелось чудовище, больше всего похожее на чей-то страшный сон. Лично я никогда раньше ничего подобного не видел и сразу решил, что это по вашей части – в смысле Тайного Сыска. Сэр Кофа, которого я позвал на помощь, говорит, что это фэтан
[16]. По его словам, почти новорожденный, то есть, совсем недавно вызванный и пока не очень опасный. А еще он говорит, что ты умеешь с ними разбираться…»
«Фэтан?! – переспросил я. – Мать твою четырежды на дне колодца! То есть, не твою, а его. Или сразу обеих, с тобой за компанию. Не приближайтесь к нему, я мигом».
– У вас такое лицо, словно вы сейчас кого-то убьете, – заметил Гэйшери.
– Да почему же «словно»? – ухмыльнулся я. И ушел Темным Путем, не попрощавшись. Сам говорил, что моя беда – вежливость, пусть теперь терпит. А Базилио к моим внезапным исчезновениям не привыкать.
