– Ну же, Бриджит, давай еще разок, и все, – подбодрила она. – Ты уже почти родила. Еще чуть-чуть, и все закончится…
С видимым усилием Бриджит приподнялась на локтях. Лицо ее исказилось от нечеловеческого усилия вытолкнуть из себя ребенка. Стоны ее слились в один непрерывный, мучительный крик. И на белую простынь, что держала наготове Хизер, скользнуло маленькое, мокрое тельце. Крик радости тут же застыл у нее на губах.
Она, молча, смотрела на крохотное, сморщенное личико ребенка с плотно зажмуренными, тонкими, как папиросная бумага, веками. Младенец безмолвствовал и не двигался. Хизер несколько раз моргнула, втайне надеясь, что глаза обманывают ее. Однако молилась она напрасно. Крошечная девочка была мертва. Вокруг тоненькой шейки туго намоталась пуповина.
Бриджит с мольбой смотрела на нее.
– Мисс Хизер, – слабым голосом проговорила она. – Мой маленький… мальчик или девочка?
С трудом сдерживая закипавшие на глазах слезы, Хизер накрыла личико младенца краем простыни.
– Девочка, – ответила она, с трудом шевеля губами.
– Слава Господу, девочка! С ней все хорошо, мисс Хизер?
Хизер подняла голову. Бриджит взглянула ей в лицо и страшно закричала:
– Нет! О Боже, нет!
Хизер подошла к молодой женщине и обняла ее:
– Бриджит… Мне так жаль… Я понимаю, как это тяжело. Но ведь это не последний.
Бриджит обеими руками изо всех сил вцепилась в нее.
– Других никогда не будет! – захлебываясь рыданиями, с трудом проговорила она. – Все эти годы не было ни одного, понимаете, ни одного!
Дверь распахнулась, и на пороге возник Роберт. Его глаза встретились с глазами Хизер.
Она отрицательно покачала головой и встала, когда Роберт бросился к жене. Хизер вышла из комнаты, зажимая уши руками, чтобы не слышать, как рыдает Бриджит, уткнувшись в плечо мужа. Ей было плохо, как никогда. Сердце разрывалось от боли. Хизер было все равно, куда идти, лишь бы подальше от этого дома.
– Хизер!
Но она уже пропала в непроглядной темноте, ничего не слыша и не видя.
У нее за спиной раздался топот бегущих ног, он становился все ближе, и Хизер, неуклюже переваливаясь, попыталась ускорить шаг. Она торопилась, как могла, не обращая внимания на то, что ноги ее то и дело скользят по мокрой земле, а кусты ежевики цепляются за подол платья.
– Хизер, подожди!
Она споткнулась и с размаху полетела на землю, упав на четвереньки. Дамиан повалился рядом с ней. Сильные руки сжали хрупкие плечи.
– Хизер, ради Бога!
Она судорожно обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Волосы ее разметались по плечам черным покрывалом, закрывая низко склоненное лицо. Дамиан отвел волосы в стороны и приподнял ей голову. Щеки были мокры от слез, и он понял, что она отчаянно беззвучно рыдает. Дамиан, не сводя с нее глаз, хрипло позвал:
– Хизер…
Ресницы девушки затрепетали, губы задрожали. Дамиан склонился к ней и с трудом расслышал глухой шепот:
– Они собирались назвать ее в мою честь… Они собирались назвать ее Хизер…
Глава 11
Слабым, безжизненным голосом Хизер сказала ему, что ребенок родился мертвым. Всю дорогу до Локхейвена она тихо пролежала, прижавшись к груди Дамиана, безвольная и безразличная. Ее безмолвное отчаяние пугало Дамиана. Нежно обнимая ее, он молил Бога, чтобы она дала выход своему горю: рыдала, проклинала несправедливость судьбы… что угодно, лишь бы не молчала.
Когда они въехали на задний двор, Зевс тихим ржанием ознаменовал их возвращение в Локхейвен. Появился заспанный, зевающий во весь рот молодой конюх, который мгновенно проснулся, увидев хозяйку в объятиях управляющего.
Дамиан бросил ему поводья:
– Получишь пять шиллингов, если хорошенько его почистишь и дашь лишнюю пригоршню овса.
– Все будет сделано, сэр.
Дамиан, крепко прижимая к себе драгоценную ношу, осторожно соскользнул с седла и широким шагом двинулся к дому. Громкий стук медного дверного молотка вытащил Маркуса из постели. Кутаясь в необъятных размеров халат, он босиком прошлепал к парадным дверям.
Изумление его было не меньшим, чем у конюха:
– Мистер Льюис!
Дамиан быстро прошел мимо него в дом.
– Добрый вечер, Маркус, – спокойно поздоровался он и, не сбавляя шага, пересек прихожую и двинулся по винтовой лестнице на второй этаж. Остановился он лишь на лестничной площадке.
От его дыхания слегка шевелились милые детские завитки на висках Хизер.
– Где ваша комната? – коротко спросил он.
– Налево. Двойные двери в конце коридора, – тихо ответила она и, едва слышно вздохнув, уткнулась лицом ему в шею.
Осторожно поставив ее на ноги, Дамиан огляделся в поисках свечи и нашел ее на письменном столе вишневого дерева. Пламя замигало желтым неверным светом, отбрасывая вокруг неровные тени. В дальнем углу стояла кровать под балдахином, покрытая бледно-голубым атласным покрывалом. Занавески на окнах были такого же цвета. Удобная, со вкусом подобранная мебель без слов говорила о характере обитательницы спальни. На стене висела акварель в раме – сияющее синевой летнее небо и колышущееся под ветром пшеничное поле. «Еще одна из ее работ», – подумал Дамиан.
Нахмурившись, он повернулся к Хизер. Ее очаровательное личико было грустным и бледным как полотно. Она так и не двинулась с места. Он решительно шагнул к ней:
– Хизер…
Казалось, она вообще перестала что-либо слышать и находилась сейчас где-то совсем в другом месте, куда никому другому не было пути.
Обеспокоенный, он положил руку ей на плечо и легонько встряхнул:
– Хизер, я прошу тебя, прекрати!
Она медленно перевела на него свои широко открытые глаза. В них были отрешенность и пустота.
– Послушай меня, Хизер. В том, что случилось, нет твоей вины. Ты сделала все, что могла.
Глаза ее вдруг наполнились неизъяснимой болью.
– Ты не прав, – еле слышно возразила она. – Во всем виновата я. Ребенок Бриджит умер из-за меня. Если бы на моем месте была повитуха…
– Так ее же не было. И, между прочим, это ничего бы не изменило.
Она медленно покачала головой:
– Нет. Нет, ты не прав…
– Так я же был там, вспомни! Нет, не в самой комнате. Но я там был и знаю, что произошло. И я знаю тебя, Хизер. Ты сделала все, что смогла. Слышишь – все, что смогла!
– Но этого оказалось слишком мало! – истерично закричала Хизер. – Как ты не понимаешь, что этого было слишком мало! Я обязана была спасти малыша! Это же был ее первенец! Ее дочь!
