По булыжной мостовой прогрохотала дорогая лакированная карета и завернула за ближайший угол. В глазах мальчишки, провожавшего взглядом карету до тех пор, пока она не скрылась из виду, горела неприкрытая зависть. Мальчишка, известный под именем Шакаленок Джек, был одет в заношенную рубашку и подвязанные веревкой грязные штаны. Из слишком коротких штанин торчали босые, донельзя грязные тощие ноги. Чтобы не умереть с голоду, Джек попрошайничал, воровал, торговал всякой мелочью, короче говоря, занимался всем, что было доступно его проворным рукам и ногам да изворотливому, хитрому уму. Спал он, где придется – на чердаках, под чьей-нибудь дверью, в любом месте, откуда его не прогоняли.
– Шикарный малый, мне бы стать таким, – заметил Джек стоявшему рядом с ним детине. – Из Америки приехал. К старшему братану, а того глядь – и пришили. И вон чего из этого вышло – братан его графом был, так младший сразу его место занял, бедолага и остыть не успел! – Джек коротко хохотнул и докончил:
– Ничего себе, погостить приехал, а? Парень, небось, от радости не одну джигу сплясал на его могиле! И почему такое везение ему, а не мне!
Джеймс Эллиот резко обернулся в ту сторону, куда умчалась карета.
– Ты что, его знаешь? – бросил он Джеку.
Тот неопределенно пожал плечами:
– Ну, с господином мы не знакомы, а вот кто он – я знаю, умереть мне на месте!
– Так я про это и спрашиваю! – рявкнул Эллиот. У него никогда не хватало терпения на идиотов. Он схватил мальчишку за шиворот и несколько раз грубо встряхнул.
– Эй, нечего меня трясти, как грушу! Тот, в карете, граф Деверелл!
Эллиот от изумления разжал пальцы. Джек проворно отскочил назад. Эллиот явственно услышал голос из далекого прошлого, голос Чарльза Тремейна: «Я никогда больше не увижу Джайлза и Дамиана».
Значит, это младший сын графа. До Эллиота доходили смутные слухи, что Дамиан Тремейн много лет назад уехал за океан да там и сгинул. Джеймсу много раз приходило в голову, что он вполне мог увезти шкатулку с собой. Эллиот попытался разузнать побольше, но денег не было, да и океан не перепрыгнешь, словом, он ничего не выяснил. Однако теперь, похоже, следует заняться этим по-настоящему.
– Граф этот отирается в Лондоне?
– Кажись, так, – угрюмо ответил Джек. Эллиот пошарил рукой в кармане и сунул пацану монету.
– Запомни меня, парень. Если чего разузнаешь про графа – ну, куда он ездит, с кем видится, понимаешь? – получишь поболее этого.
Эллиот зашагал прочь. По его лицу расползалась хитрая улыбка. Ну что ж, вот он и дождался новостей. И весьма хороших, если не сказать больше.
Последующие дни оказались самыми трудными в жизни Хизер. Гордость стала и ее союзником, и проклятием. Сознание того, что ее отец – убийца, а мать – злая, бессердечная женщина, заставляло Хизер невыносимо страдать. Однако постепенно она начинала примиряться с неизбежным. Но когда она думала о Дамиане, в душе поднималась буря противоречивых чувств.
За время, прошедшее со дня ее отъезда из Локхейвена, Хизер убедила себя, что Дамиан перестал что-либо значить для нее. Она убедила себя и в том, что презирает его за причиненную ей боль, за иллюзию счастья, ей недоступного, за то, чего у нее никогда не будет – мужа, детей. Она не хотела его любви и не хотела любить его.
Но вот теперь он появился вновь. Вернулся в ее жизнь… и в ее сердце. И она не знала, что ей со всем этим делать.
Он был ее первым мужчиной и первым, кто нанес ей горькую обиду. Пожалуй, было бы лучше, если бы он оставил ее в покое. Но он не мог.
Уже на следующий день Дамиан пришел навестить ее. Через дворецкого ему было передано, что мисс Хизер в данный момент занята. То же самое повторилось и на следующий день. А когда он пришел в четвертый раз, к нему вышла Виктория.
Дамиан стоял в холле, заложив руки за спину, и покачивался с пятки на носок.
– Мадам, позвольте, я угадаю, – нарочито растягивая слова, попросил он. – Думаю, что сегодня мисс Хизер недомогает.
Губы Виктории тронула едва заметная улыбка.
– Действительно, милорд…
– Дамиан, – отрывисто поправил он.
– Хорошо, Дамиан. Если уж совсем честно, то мне было предельно ясно сказано, что вас не желают видеть ни при каких обстоятельствах.
– Понятное дело. – Дамиан крепко сжал руки за спиной. Если только ему не показалось, в глазах графини плясали веселые огоньки. Он разозлился:
– Не хотел бы показаться невоспитанным, мадам, но во всей этой ситуации я не вижу ничего смешного.
Виктория посерьезнела.
– Да, – вздохнула она. – Это тяжело, верно? И пожалуйста, без формальностей. Можете называть меня Викторией.
Его раздражение исчезло так же внезапно, как и появилось.
– Если это доставит вам удовольствие, Виктория. Скажите, как она?
– Полагаю, Хизер пытается взять себя в руки. Иногда ей это удается лучше, иногда хуже. Временами ей кажется, что она вообще не знает себя. Поймите, для нее это тяжелое испытание. Она пока не знает, чего хочет…
– Кроме одного – она не хочет видеться со мной. – Дамиану не удалось скрыть огорчения.
Виктория слегка нахмурилась.
– Дамиан, я могу говорить с вами откровенно? Чтобы сказанное осталось между нами?
– Конечно, мадам. По-другому и быть не может.
Она осторожно коснулась его руки.
– Если Хизер действительно дорога вам – поправьте меня, если я ошибаюсь, хотя сердцем чувствую, что это так, – то вы должны дать ей время. Наберитесь терпения, Дамиан. В некотором смысле она ищет дорогу к себе.
На скулах Дамиана заиграли желваки. «Время, – мрачно подумал он. – Уж этого у меня невпроворот, что правда, то правда. Однако терпение никогда не было моей добродетелью».
– Благодарю вас, графиня. Уверен, мы еще увидимся, – губы его улыбались, но глаза оставались серьезными, – через какое-то время.
Учтиво поклонившись, он вышел.
Дамиан честно старался следовать совету Виктории, но он не принадлежал к категории людей, которые смиренно ждут перемен к лучшему.
Три дня спустя, после полудня, в комнату Хизер вошла горничная:
– Прошу прощения, мисс Хизер, но мисс Беатрис просит вас спуститься в сад.
Хизер подняла глаза от книги, которую читала:
– Сейчас?
Горничная кивнула:
– Мисс Беатрис просила передать, что это очень важно.
Хизер нахмурилась, но встала и взяла трость. У Беа неприятности? Подобная просьба с ее стороны довольно необычна. Хизер заторопилась в сад.
Но в саду никого не было. Ничего не понимая, Хизер оглядела кусты белых и алых роз.
